Суррогат (2022)

Лера сортирует бракованные чипы третью смену подряд, когда замечает мужчину у проходной. Пыль с конвейера въелась в складки ее синего комбинезона, а на ладони — засохшая капля суперклея. Мужчина ковыряет зажигалкой мундштук от сигареты — точь-в-точь как ее брат Виктор, пропавший год назад. «Ты живой?» — хрипит Лера, хватая его за рукав куртки-«аляски». Он медленно поворачивается: тот же шрам над бровью, но взгляд пустой, будто стеклярус на выцветшей шторе. «Сестренка», — говорит он, и голос трещит, как старый радиоприемник.

Дома Лера ставит чайник на плиту с подгоревшей эмалью. Виктор сидит на табуретке, повторяя движение — проводит пальцем по кромке стола, раз за разом. «Помнишь, как в детстве мы прятали жуков в спичечный коробок?» — спрашивает Лера. Он молча помешивает чай железной ложкой, хотя сахар не клал. Ночью она находит в кармане его джинс чек из круглосуточного «Гастронома №12»: куплено два батона и аккумулятор типа «Крона». Дата — день его исчезновения. Когда Лера тычет ему в лицо бумажкой, он впервые улыбается: уголки губ поднимаются ровно на 45 градусов. Звонок матери прерывает крик: «Витька? Он в могиле, я тебе плитку сама выбирала, ты что, спятила?» В трубке — гул ветра, а за спиной Леры — тиканье часов с кукушкой, которые Виктор якобы починил утром.