Баллада о Беринге и его друзьях (1970)

В Охотске, весной 1733 года, Витус Беринг курит трубку на причале, наблюдая, как плотники сбивают борта *Святого Петра*. Алексей Чириков, в выцветшем кафтане, тычет пальцем в карту: «Здесь пролив, капитан-командор, но льды встанут раньше, чем мы дойдём». Матросы таскают бочки с солониной, ворчат про «сухую треску до конца дней». В лагере за парусиновой палаткой геодезист Овцын чертит маршрут сажей на обрывке, а подросток-камчадал Яшка учит Беринга плести сети из крапивы — «чтобы не голодали, если рыбу ловить придётся».

К сентябрю 1741-го на палубе *Святого Павла* пахнет гниющими дёснами — цинга скрутила половину экипажа. Чириков, обмотав лицо тряпкой, кричит в бинокль: «Земля! Но это не Камчатка…» На берегу, у костра из плавника, Стеллер, натуралист, торопливо записывает: «Алеуты называют остров *Акун*. Пели чайки, а мы ели сырую нерпу». Беринг, уже с седыми прядями в бороде, кашляет в кулак: «Строить зимовье. Если не я, то хоть карты дойдут до Адмиралтейства». В последней сцене Яшка, теперь с морщинами у глаз, бросает в море сеть — та же, из крапивы.