Ленинградцы, дети мои... (1981)

Знаешь, когда слышишь про блокаду Ленинграда — мурашки по коже. А ведь за этими цифрами, за этими "тысячами эвакуированных" — реальные судьбы. Маленькие, измученные, с глазами как после кошмара... И вот они оказываются где-то в Узбекистане, где вместо снега — пыль, вместо сирен — тишина. И чужие люди. Совершенно чужие, но которые вдруг становятся семьей. Вот эта женщина, директор детдома — Хадича. Не "директор" даже, а скорее... мама на тысячу рук. Представь: война грохочет где-то далеко, а здесь — она учит детей выговаривать узбекские слова, прячет в платье последний кусок лепешки для самого слабого, ночью проверяет — дышит ли тот мальчишка с прозрачными веками. И ведь не геройство это было, наверное. Просто жизнь такая — или спасаешь, или нет. А они спасали. Слушай, а ты когда-нибудь задумывался, как это — вдруг стать матерью тридцати детям? Не по документам, нет. Настоящей. Когда каждый шрам на детской ладони — как свой собственный, когда плачут они — и горло сжимает, будто это твой собственный ребенок заходится в рыданиях. Мне кажется, они там, в тех пыльных кишлаках, переписали само понятие семьи. Кровь? Нет. Боль и хлеб — вот что роднило. Жутко, конечно. Но и... светло как-то. Ведь даже в адской мясорубке войны находились люди, готовые разорвать последнюю рубаху на бинты для чужих детей. Может, это и есть главное? Не подвиги, не героизм — а вот эта ежедневная, тихая работа души.