Ах! Эти прекрасные вакханки (1954)

Лидия вытирала руки о грубый фартук, когда Ирина ворвалась в хижину, перебив запах можжевельника ароматом сосновой смолы. «Брось ты эти корзины, — царапала она слова, поправляя спутавшиеся бусы из козьих зубов. — В роще у старого дуба уже собрались». За окном, затянутым овечьим пузырем, маячили силуэты с факелами — Марина, дочь кузнеца, тащила глиняный кувшин, а за ней ковыляла Феодора с перевязанным щебнем платком. «А если отец вернется с ярмарки раньше?» — Лидия уронила веретено, но Ирина, смеясь, впилась пальцами в ее запястье: «Скажем, козы сбежали. Или лучше признаешься, что боишься?»

На поляне, где земля была утоптана до глиняного блеска, Аглая разливала вино, смешанное с толчеными маковыми головками. «Не молчи как рыба, — шипела она Лидии, протягивая чашу с трещиной. — Помнишь, как ты в церкви свечку уронила?» Факелы коптили шелк пламени, пока девки, сплетаясь руками, кружили, цепляя ногами за корни. Лидия поперхнулась напитком, когда из кустов вывалился старик-пастух с обмотанной тряпьем ногой. «Эй, кралечки, — хрипел он, — не видали мою кобылу?» Ирина, выхватив из его рук фляжку, рявкнула: «Ищи между берёз — там твоя мать последний раз валялась!» Девчонки завыли от смеха, а Лидия, спотыкаясь о глиняные черепки, вдруг поняла: отец точно найдет в корыте спрятанный разбитый кувшин.