С наступлением ночи начинается небесный балет, в котором ярко мерцают звезды и волшебные искры, нежно кружащиеся над детьми, устроившимися в своих кроватках. Это завораживающее зрелище рождается из легендарного Древа снов, мистического убежища, где старательные Мончичи создают самые сладкие сны для малышей. В этом волшебном мире Мончхичи, с их безграничным творчеством и командной работой,
Зак, в потёртых кедах и зелёной толстовке, каждое утро мчался на велосипеде мимо булочной *La Douceur*, где мадам Клер кричала: «Опять проспал? Твой багет уже остыл!» В школе, за третьей партой, он строил рожицы Лизе, которая бросала в него смятыми листами с уравнениями. «Ты вчера видел, как Фред упал в фонтан?» — хихикал его друг Матис, доставая из рюкзака поломанный джойстик. После уроков Зак
Лиза Дюваль, студентка-медик из Марселя, копается в старых коробках в гараже покойного брата. Находит разорванный чек из автомастерской *Rouge Moteur* с пометкой «12.10, 18h30» — дата его гибели. В баре *Le Poisson Rouge* бармен, вытирая пивные кружки, бросает: «Твой брат спрашивал про грузовик с желтой краской на бампере. Следов после аварии не нашли, да?» На следующий день Лиза пробирается на
Ланта, рыжеволосая дочь короля Армана, каждую ночь пробиралась в замковую кузницу, чтобы спрятать обожженные чешуей перчатки. Её руки всё чаще покрывались сизыми пятнами после приступов гнева — вчера разбила кувшин с вином, обжигая служанку Марго паром из ноздрей. "Ты должна контролировать это, а не хоронить под платьями", — ворчал старый оружейник Готье, пряча под наковальней новый
Жорис, рыжий паренек в залатанной куртке, копался в старом сундуке на чердаке деда, когда наткнулся на яйцо с трещиной, отливавшее медью. "Опять барахло собираешь?" — крикнул снизу Годфрид, дед, чинящий хитроумный механизм из шестеренок и проволоки. Вместо ответа Жорис сунул находку в карман и спустился по скрипучей лестнице, задев локтем банку с гвоздями. За ужином из похлебки с
Сэфи, в свитере с выгоревшими на солнце плечами, копалась в генераторе на заброшенной арктической станции, пока ее дочь Аэда, обмотанная в три слоя шарфов, пыталась поймать сигнал на рации. «Слушай, мам, тут опять помехи — как в тот раз с северным сиянием», — буркнула она, стуча кулаком по корпусу прибора. Внезапно завывание ветра смешалось с хриплым криком: у разбитого ангара лежал мужчина в