Люк, воняющий овечьей шерстью и дымом от костра, находит старика Антуана в канаве у подножия скал. В руке мертвеца — клочок газеты с обведенным объявлением о продаже участка возле горного перевала. «Он не споткнулся, — бормочет Люк, разглядывая ссадины на багровом лице. — Его толкнули. Тут даже следов от копыт нет». В деревне, пока Люк тащит тело на телеге через грязь, мясник Жиль вытирает руки о
Люка, парень в мятом фартуке пекаря, каждое утро выкладывает багеты на полку кондитерской *La Douceur*. Руки в муке, он повторяет движения из вчерашнего ролика с уличным танцором Батистом. «Опять мечтаешь?» — хрипит хозяин пекарни, кивая на прилавок, где застыли недопеченные эклеры. В углу, за столиком с треснувшей мраморной столешницей, Мари — хореограф с тугой сединой в чёрных волосах — щупает
Эмили, 17 лет, моет полы в кафе *La Brume* на набережной Марселя. Запах подгоревшего кофе смешивается с солью с моря, а в кармане её фартука лежит смятая записка от учительницы: *"Пропустила три теста. Обсудим отчисление?"*. Дома — отец с бутылкой вина, разбитая ваза на полу, фотография матери в синей раме. Встречает Люка возле портового гаража: он в краске по локоть, рисует осьминога
Лука, худощавый парень в потертой куртке, разгружал ящики с персиками на рынке в Марселе, когда к нему подошёл Антуан — владелец бара *Le Poisson Rouge*. «Долг за электричество просрочен на две недели, — бросил он, закуривая. — Если не принесешь деньги до завтра, твою сестрёнку уволят из кафе». Лука вытер руки о фартук, глядя, как Антуан уходит мимо лотков с оливками. Дома, в квартире с
В пригороде Лиона, на третьем этаже дома с облупившейся штукатуркой, 27-летняя Клоэ Монсель находит в ящике комода отца потёртую записную книжку. На страницах — имена соседей, зачёркнутые красным, и схема тоннелей под местным мясным рынком. В тот же вечер её младший брат, Люка, в дождь бежит к остановке трамвая №4, спотыкаясь о трещины в асфальте. «Ты видел, как он смотрел на маму перед...» —
В Марселе, на рынке у старого порта, Клоэ, 27 лет, продает цитрусовые с прилавка, доставшегося от отца. Ее младший брат Люк, студент-химик, замечает синие пятна на кожуре апельсинов — результат опытов соседнего завода «AgroSynth». «Смотри, они даже пахнут металлом», — тычет он в плод, пока покупательница в берете ворчит: «В мои годы фрукты не светились в темноте». Ночью Клоэ пробирается через
Знаешь, есть истории, которые будто ножом по душе... Вот как эта про полковника, который буквально спас женщину из ада — вытащил из борделя, вложил в неё всю душу, титулы подарил. А она... Ох, как же люди умеют предавать! Представь: он чудом выжил в русской мясорубке (это ж Наполеоновские войны, там вообще-то не щадили никого), вернулся домой — а его собственная жена делает вид, что не узнаёт. Да
Вот, представь: мне всего три годика, а папаша взял и слинял. Бросил нас с мамой, как старый хлам. А потом... потом денег ни копейки, мать в петлю. До сих пор не пойму — как она решилась? Может, думала, мне легче будет? Да хрен там! Бабка с дедом орали сутками, вот я и сбежала в приют. Там хоть кормили. А ещё там были Соланж и Ахмед. Эти двое — мои сёстры-братья, кровные, хоть и не по паспорту.