Супиндер Врайх

В Монреале, в квартире над ветеринарной клиникой на бульваре Сен-Лоран, Лиам Госслен, 34 года, обнаруживает в ящике старого комода отца потёртый конверт с фотографией девушки, похожей на его покойную мать. На обороте — адрес фермы в Саскачеване и дата: 17 мая 1998. Он звонит сестре, Клодин, которая работает барменом в квартале Петит-Итали: «Папа говорил, что мама умерла в Эдмонтоне. Кто эта
Лиам, 17 лет, моет посуду в кафе на углу Хейстингс-стрит в Ванкувере. Каждое утро перед школой он зарисовывает в блокнот обрывки снов: башни из ржавых труб, тени с горящими глазами. Его соседка Эмили, в рваных кедах и с термосом дешевого кофе, тычет пальцем в пятно на его рисунке: «Это же доки. Там вчера полицейские ленту натягивали — еще один исчез». По вечерам Лиам слышит через стену, как мать
Вот, смотрите: Гейл и Бен — вроде бы эталон успеха. Карьера — огонь, дом — будто из журнала про дизайн, отпуска каждые полгода (завидуйте молча!), а няня у их дочки-подростка — просто золото, а не женщина. Ну правда, с ума сойти — другим бы так! Только вот... эх, знаете, как часто за этим глянцем скрывается полный трэш? Типа, открываешь красивую упаковку, а внутри — просрочка. Вот и тут: со