Алла Ельяшевич

Анна, кондитер из спального района Москвы, три года копила на ремонт своей крошечной пекарни «Сахарок». В четверг, когда с потолка упала треснувшая плитка прямо на торт мэра, она поняла — ждать больше нельзя. Её брат Максим, электрик с перебитыми пальцами, притащил мешок гипсокартона со стройки: «Лучше я тебе стену залатаю, чем смотреть, как ты в три горла ругаешься с этими хамами из ЖЭКа». Они
Игорь Коваль, слесарь с мясокомбината в Жодино, каждую субботу пробирался в заброшенный ангар за автостанцией. Там, среди ржавых бочек и пахнущих соляркой тряпок, он расставлял холсты, купленные в минском хозмаге по скидке. Настя, его жена, ворчала: «Опять краской воняешь. У Славки вон машину купил, а ты как дурак с кистями возишься». В четверг на родительском собрании учительница рисования Алёна
Сергей Малышев, инженер из Екатеринбурга, обнаруживает в служебной почте чертежи с пометкой *«Проект 12-Б»* — их нет в планах завода. Начальник цеха, Геннадий Петрович, хрипло смеётся: *«Забей, это старый мусор. Тут каждый второй файл десятилетиями болтается»*. Но вечером, копаясь в архивах завода, Сергей натыкается на фотографию 1987 года: тот же чертёж, подписанный рукой его отца. В углу снимка
Надежда, медсестра в районной больнице, каждое утро перевязывает раны пенсионеру Григорию Семёновичу. "Опять ноги опухли?" — спрашивает она, затягивая бинты. Дома муж Сергей чинит велосипед посреди кухни, масляные пятна остаются на вышитых салфетках. Дочь Катя, 17 лет, бросает в разговоре: "Мать, дай тысячу на курсы, а то здесь сдохну". Вечером Надежда считает мелочь из
Лида, тридцать четыре года, бухгалтер из Питера, три недели красит стены в двушке на проспекте Науки. Сергей, ее муж, электрик с облупленными костяшками пальцев, пытается заменить протекающий кран под раковиной. Из соседней квартиры доносится запах жареного лука и крики на таджикском. «Ты вообще слышишь, что я говорю?» — Лида стучит кистью по банке с «Белоснежкой», глядя на полосу плесени над
Стас, автомеханик из Минска, получает звонок от брата Артема, который работает терапевтом в захолустной поликлинике под Гродно: «Отец скончался. Дом в Лиде наш, но крыша течёт». Стас, вытирая руки об ветошь, закуривает у гаража, заваленного запчастями от «Жигулей». Он вспоминает, как отец выгнал его в шестнадцать за разбитую фару на «Волге» — той самой, что теперь ржавеет во дворе. Артём находит
Настя втирает виниловые перчатки после разгрузки коробок с анальгином. Запах аптеки — спирт, пыль, дешевый парфюм клиентки, которая третий день спрашивает: «У вас со скидкой что-нибудь от давления?» В кармане халата — письмо от сестры Кати из Москвы: «Тут в кафе на Арбате ищут официантку, комната в шестерку, но место твое». Вечером, стоя в очереди за хлебом, Настя звонит матери: «Если не сейчас,
Рита в тот день сидела, уткнувшись в эти дурацкие бухгалтерские отчеты — знаете, эти столбцы цифр, от которых глаза слипаются. И тут звонок. Из Приморья, с какого-то незнакомого номера. Голос в трубке — официальный такой, ледяной: «С вашим мужем ЧП, приезжайте срочно». У меня, наверное, тогда сердце в пятки провалилось. Женька же туда на недельку съездить должен был — рыболовный завод проверять,
Вот представь: четверо ребят-партизан, обычных таких, вроде нас с тобой, получают задание… Взрывать мост. А мост-то — развалина какая-то, ржавые балки, доски гнилые. Ну какой в нем стратегический смысл? Я бы точно засомневался: мол, ребята, вы там в штабе вообще в карты играете или карты спутали с картами местности? Но кто ж спорит с начальством? Почесали затылки, собрали рюкзаки — и пошли. А