Ева Шевченко-Головко

Оля, в розовой кофте с вытянутыми манжетами, тащила ведро с колодезной водой к хлеву, когда заметила Андрея у старой груши. Он сидел на корточках, ковырял ножом кору, будто вырезал инициалы. «Опять про трактор?» — спросила она, ставя ведро так, что брызги попали на его потертые кроссовки. Он промолчал, достал из кармана смятый конверт: «Через неделю приедут, оценят участок». За спиной у Оли
В центре — следователь Олег Марченко, засыпанный папками в тесном кабинете киевской прокуратуры. На столе: кофе в пластиковом стакане с отпечатком помады (не его), распечатка смс-переписки между местным депутатом Василием Руденко и предпринимателем Игорем Ковалем. "Сколько раз повторять — я не заказывал эти поставки", — Руденко бросает зажигалку на стол во время допроса. Марченко
Сашка чинит «Таврию» в гараже за Оболонью, когда звонит Виктор. Тот присылает смс: *«Нужен водила. 500 долларов. Вечером у метро «Левобережная»»*. В квартире на 9-м этаже, где обои отслаиваются возле газовой плиты, мать Галина вытирает лавку тряпкой: «Опять с этими урками шастаешь? Хочешь, чтоб и тебя в дренажную канаву выкинули?» Сашка молча берет ключи от дедовского «Москвича», в бардачке —
Оксана, 27 лет, каждое утро протирает столики в маленьком кафе возле вокзала в Черновцах. Её мать, Людмила Степановна, постоянно звонит: «Ты опять в той дыре работаешь? Вон, Танька из 45-й квартиры в Польшу уехала, квартиру купила». Оксана молча смотрит на треснувший экран телефона, пока кофемашина шипит за спиной. По вечерам она рисует в тетрадке эскизы платьев, которые прячет под кроватью —
Оксана втирала пятно от йода на прилавке одесской аптеки, когда за дверью хлопнул «Запорожец» Сергея. Сосед припарковался вплотную к её велосипеду — третью неделю подряд. «Ты хоть зеркала сложи, а то об тебя корзинку поцарапаю!» — крикнула она, вытирая руки об халат с выцветшим логотипом «Фармацевт-плюс». Он вышел, щёлкая семечки, и ткнул пальцем в трещину на плитке под окном: «Это твой кошачий
Маркус чинит старый микроавтобус во дворе рижской хрущёвки, пахнущем рыбой с утреннего рынка. Мать кричит из кухни: «Опять везешь эти ящики в порт? Деньги сами не придут!» Он молча затягивается «Петром I», бросает ключи на пластиковый стол. Через неделю — Одесса: контейнеры, чайки, таможенник в потёртой форме тычет пальцем в просроченную визу. «Ты что, слепой? Здесь же штамп от 15-го!» — Маркус
Антон, 24 года, разгружает коробки с консервами в подсобке киевского супермаркета «Велмарт» на Оболони. Вечером, за чаем в хрущевке бабушки, находит затертую тетрадь с пометкой «ДС-2, 1981» меж старых фото. Соседка Ира, фармацевт из аптеки напротив, замечает в блокноте схемы тоннелей: «Это ж под тем сквером, где сейчас фонтан. Там раньше КГБшники в кожанках совались». На следующий день,
Анна, 34 года, учительница из Одессы, в дождь застряла у подъезда с сумкой тетрадей. Рядом — Ира, соседка-парикмахер, жуёт жвачку, каблук застрял в трещине асфальта. «Слушай, ты же не железная, — Ира махнула рукой на её живот, — врач сказал, сердце не вытянет. Решай быстрее». Анна молча поправила платок, вспомнила слова гинеколога: «Прервать или рискнуть. Шансы — 30%». В автобусе №220, пахнущем
Максим, электрик из Оболони, три дня оббегал весь Подол в поисках сестры Кати. В её съёмной квартире нашел раскрытый ноутбук с перепиской в Telegram — последнее сообщение: *«Если что, проверь нижний ящик в серванте»*. Там лежала потрёпанная тетрадь с цифрами, похожими на координаты, и адресом заброшенного цеха на левом берегу. В подъезде, где жила Катя, соседка-пенсионерка вспомнила: «Вчера
Катерина Шевченко приезжает из Киева в село Збруча на Хмельнитчине, бросив в столице мужа-чиновника. В старом доме с облупившейся краской на ставнях её ждёт мать, которая сразу суёт в руки ведро с картошкой: *"Помой, почисть — гостей позвала, пусть видят, что ты не барыня"*. На уроке в местной школе, где парты исчерчены ножиками, подростки смеются над её столичным акцентом. Варка, дочь
Настя, рыжая девушка в потёртой кожанке, сбегает из свадебного зала в Каменец-Подольском, оставив на столе записку: *«Не ищи. Вернусь, когда он сдохнет»*. В автобусе до Киева она дрожит, стискивая рюкзак с паспортом и фоткой младшего брата. Через три дня уже моет полы в кафе возле Лыбедской — хозяйка, женщина с татуировкой дракона на шее, бросает ключи от подсобки: *«Спи тут, пока менты не
Олег приезжает в село под Житомиром после звонка тети Нади: «Отца похоронили вчера, дом пустой». На кухне мать, Людмила Степановна, режет борщовые овощи, не поднимая глаз. «Киев тебя испортил, — бросает она, — думаешь, я не вижу, как на кладбище не зашел?» За окном — заброшенный сарай с провалившейся крышей, где они с сестрой Мариной в детстве прятали консервы от деда-алкоголика. Олег достает из
Степан, водитель грузовика с потрепанными кожаными перчатками, три ночи подряд надевал бороду Деда Мороза в супермаркете на окраине Киева. Дочь Оля, 9 лет, в розовой куртке с оторванным помпоном, ждала его у подъезда панельной пятиэтажки, принюхиваясь к запаху мандаринов из соседних квартир. «Ты ж говорил, до Нового года купишь», — тыкала пальцем в треснутый экран его старого телефона, пока он