Николай Бутковский

Андрей, в мятом свитере, и Оля, поправляя очки, стоят в очереди в киевском ЗАГСе. Он нервно перебирает пачку документов: "Слушай, а если спросят, где мы познакомились? Говорим, как договаривались — в метро, когда у меня заела карта". Она достает из сумки печенье "Юбилейное", отламывает кусок: "Лучше скажем, что на книжной ярмарке. Ты ж вон даже Коцюбинского не прочел". За окном моросит дождь, охранник у входа ругается на подростков, рисующих граффити на лавочке.
В Киеве Оксана, парикмахер с фиолетовым маникюром, чинила фен, когда наткнулась на старую шкатулку в подсобке. Там лежала икона с треснувшим стеклом. "Хто це взагалі сюди засунув?" — пробормотала она, протирая пыль тряпкой для стрижки. В тот же миг в селе под Житомиром Игорь, в застиранной футболке и резиновых сапогах, разбирал завал в сарае. Его ладонь наткнулась на такую же икону. "Щоб тебе, опять хлам", — выругался он, но вдруг земля качнулась. Очнулись оба в чужих телах:
Оксана, официантка из кофейни на Подоле, разорвала конверт с отслоившейся маркой. Внутри оказалось письмо на польском: *«Мамаше стало хуже, приезжай до субботы. Если не хватит на билет, сниму комнату у вокзала»*. На конверте — ее адрес, но имя *«Анна Войцеховская»*. За стойкой, пока эспрессо-машина шипела, она тыкала пальцем в текст: «Слушай, Тань, тут бабушка умирает, а я даже вареники лепить не умею». Подруга, разливая цикорий пенсионерке, фыркнула: «Да тебе ж квартплату нечем платить, а ты
Симон Петлюра, студент-архивист с выцветшим шрамом над бровью, находит в подвале киевской библиотеки им. Вернадского потрёпанный блокнот с меткой «С.П. 1919». Меж страниц — схема бункера под Мариинским парком и списки имен с пометками «ликвидирован» или «верен». Записи прерываются на полуфразе: «Если Ковпак предал, то связь через...» В тот же вечер Симона преследует чёрный седан. Он звонит сестре Оксане, которая работает в музее: «Там ещё что-то было. Два конверта с фотографиями — наш дом на
Андрей, водитель маршрутки №578, каждое утро протирал треснутое лобовое стекло тряпкой, пахнущей бензином. Его младший брат Максим в чёрной кожаной куртке поджидал его у гаража на Оболони, бросая окурки в лужу с радужными разводами. «Слушай, мне пять сотен надо до вечера, — Максим прищурился, — Иначе эти уроды мне пальцы по одному отрежут». Андрей молча достал из барсетки смятые купюры: «Это на плитку для маминой могилы. Вернёшь — или сам приду за тобой». В салоне маршрутки пахло затхлым
Представь: целый поезд метро с людьми вдруг растворяется в воздухе. Не фантастика, а 2009 год — и никто не может понять, как такое вообще возможно. А потом — череда смертей от какого-то левого яда, который даже эксперты опознать не могут. Или вот история про Шереметьево: украли валюту так ловко, что до сих пор, наверное, чешут затылки в ФСБ. И самое жуткое — убийства, замаскированные под бытовуху: то ли утюг «случайно» упал в ванну, то ли газ «сам» включился... Брр, мурашки по коже! А знаешь,