Дзюри Кимура

Хикару, парень из деревни у Чёрных Холмов, каждое утро проверял ловушки для крохмальных крыс — главного источника белка в этих краях. На рассвете старик Тадзоо хрипел у колодца: «Говорят, в пещере за старым святилищем меч светится, как гнилушка. Только дурак полезет туда». Хикару, не доев лепёшку из коры, сунул в рюкзак потёртый компас и медный фляжок с забродившим соком лайм-ягод. В подземных
Цукуне, семнадцатилетний парень из затерянного в горах посёлка, каждое утро просыпается под крики петухов и запах дыма из соседской печи. Он встречает Хосино, новенькую в классе, которая рисует в тетради горные пики вместо конспектов. Они разговаривают у облупившегося киоска после школы: она спрашивает, не боится ли он, что дожди размоют дорогу в город, а он пожимает плечами — «Здесь хоть знаешь,
Тэйто, пятнадцатилетний парень с постоянно запачканными машинным маслом руками, копался в подвале своего дома в портовом районе Коганэ. На столе валялись обрывки карт с пометками отца, Сота, исчезнувшего год назад после ремонта старого маяка. В углу Тэйто наткнулся на ящик с дырявым углом — внутри лежал потёртый дневник с эскизами странного механизма, подписанного «Весы», и ржавый компас с
Хирото заклеивает трещину на стене дешевой белой краской, пока за окном гудит кондиционер соседа. В углу мастерской — стопка неоплаченных счетов, пустые банки от энергетиков. По телефону агент Марико шипит: *«Твои последние работы — как обои в больнице. Клиенты хотят эмоций, а не пятна акрила»*. Он молча смотрит на холст с размытым силуэтом, который месяц не может закончить. Вечером в лавке у
Аой Хосино, старшеклассница с рыжими прядями, вечно закрученными в небрежный хвост, пялится в учебник по химии. Вместо формул перед глазами всплывает образ учителя физкультуры — его загорелые руки, сжимающие свисток. «Аой-чан, если не решишь задачу, придется остаться после уроков», — бормочет репетитор Кейта, поправляя очки. Он пахнет дешевым гелем для волос и старой бумагой из библиотеки, где
Хибики Ханабико копала старый сундук на чердаке бабушкиного дома, разбирая коробки с потрескавшимися фотоальбомами. Под слоем пожелтевших кимоно нашла куклу с треснувшим глазом — Мангетцу. "Кто это?" — прошептала, проводя пальцем по холодному металлу. На следующий день в школьном коридоре Сюиро Кодзуки, одноклассница в белых перчатках, схватила её за руку: "Ты тоже участница?
Вот смотришь иногда кино про творческих людей и думаешь: ну да, красиво, но как оно там на самом деле? А тут — пять девушек, которые в поте лица корпят над своими рисунками. Не какие-нибудь суперпрофессионалы, а обычные начинающие — то карандаши теряют, то слои в программе путают. Каждый кадр — это же тонны работы! Они там и ругаются, и смеются, и кофе литрами пьют — настоящие мученики искусства.