Валентина Корти

В маленьком приморском городке Бари 47-летний плотник Винченцо Манфреди обнаруживает, что его 17-летний сын Эразмус тайно продаёт деревянные маски в стиле ар-нуво туристам вместо того, чтобы реставрировать семейную мастерскую. Винченцо разбивает резную фигуру русалки, крича: «Ты позоришь столетия традиций!» — но позже собирает осколки, заворачивая их в газету с кроссвордом, который начал разгадывать утром. Эразмус, пряча угольные наброски театральных декораций под кроватью, договаривается с
В доках Белфаста Лоренцо Мальдонато, инженер с акцентом, смешанным из ирландского и сицилийского, тыкает перчаткой в трещину на стальном листе. Его помощник Шон О’Нил, парень лет двадцати с обожжёнными кислотой пальцами, перебирает чертежи. «Здесь, смотри — шов расходится, как старая рана», — Лоренцо вытирает лоб, оставляя полосу сажи. В углу цеха директор МакКлинн, шотландец в костюме из ливерпульской шерсти, кричит в телефонную трубку: «Заварите и забудьте! Бирмингем ждет груз к пятнице». Шон
Лука, 27 лет, перебивается подработками в крохотной пекарне на окраине Неаполя. Его друг детства Марко, вечно в засаленных джинсах и с пачкой сигарет «MS» в кармане, таскает ящики на рынке Портелло. Однажды утром, разбирая хлам в гараже покойной бабушки, Лука натыкается на конверт с выцветшими фотографиями: мужчина в форме 40-х годов стоит рядом с полуразрушенной церковью Сан-Джузеппе. «*Черт возьми, это же прадед…*» — бормочет он, переворачивая снимок. На обороте — адрес в Турине и каракули: