Вадим Кузнецов

Андрей Сомов, геолог с потёртым планшетом под мышкой, приезжает в сибирский посёлок Усть-Нарва зимой 1979-го. На улицах — колеи от грузовиков, замерзшая грязь. В барак, где поселили новичков, не провели воду: умываются из жестяного таза. Лида Петрова, учительница младших классов, замечает его в столовой треста, когда он вытирает пролитый компот рукавом телогрейки. «Тут ветошку дают у печки», — говорит она, протягивая тряпку. Он смеётся: «А я думал, вы скажете — аккуратнее надо». К марту Андрей
В провинциальном училище под Рязанью курсант Саша Зайцев втирает в кирзовые сапоги гуталин, пока старшина Кротов тычет пальцем в расхлябанный ремень новобранца Петухова: «Ты в цирк пришел? Ремень — как подкова, должен держать!» В казарме пахнет хлоркой и махоркой, на подоконниках — жесткие простыни с крахмальными воротничками. На плацу, под дождем, рота марширует с винтовками образца 1891 года. «Левая! Левая! — орет поручик Ермаков, — Зайцев, опять в ногу не попал! Вечером — дополнительный круг
Знаешь, иногда старые фильмы пробирают до мурашек сильнее современных блокбастеров. Помнишь эти кадры, где море не просто фон — оно живое, дышит, шепчет что-то сквозь шум прибоя? Вот смотришь на героев, таких… настоящих, без глянца. У них лица в морщинах от солнца и ветра, руки грубые, а в глазах — тоска или упрямство, которое не сломишь даже штормом. Атмосфера… Боже, она пропитана солью и запахом смолы. Кажется, если прикоснуться к экрану, пальцы останутся липкими от морской воды. И эта