Селен Домач

В стамбульском особняке с треснувшими изразцами на кухне Зейнеп, 24 года, протирала серебряные ложки с монограммой "К.Ш.". Хозяйка, Фериде, в голубом халате с запахом табака, бросила ей ключи: *"Мой сын вернется из Лондона завтра. Ты будешь готовить кюнефе — без лишней корицы, как в прошлый раз"*. По вечерам Зейнеп прятала конверты с деньгами под половицу, где уже лежала фотография ее младшего брата в больничной палате. В прачечной, перебирая кружевные простыни, она находила
Эмир просыпается в съёмной квартире на окраине Стамбула, где треснувший фасад соседствует с выцветшими рекламами ракы. В ящике комода, под стопкой постиранных рубашек, лежит конверт с неправильно подсчитанными лирами — чаевыми из подпольного казино в Бейоглу. "Три стола сегодня, Эмир-джан. И следи за тем греком в очках — в прошлый раз он метил фишки в рукав", — напоминает перед сменой Мехмет, охранник с шрамом через бровь. За барной стойкой Лейла, новенькая официантка, роняет поднос
Эмир сидит на скамейке у причала в Кадыкёе, мнет в руках бумажный стаканчик с остатками холодного кофе. На часах 17:34 — опоздала на сорок минут, как всегда. Когда Лейла появляется из-за поворота, в красном шерстяном платке, который сползает на плечо, он замечает, как у нее дрожат пальцы с облупленным лаком. «Трамвай снова застрял у мечети Ортакёй», — бросает она, садясь так, что между ними остается место для воображаемого третьего. Эмир молча достает из рюкзака смятую пачку сигарет «Tekel
Айкут, парень из рабочего квартала, ковыряется в двигателе старого «Фиата» в гараже на окраине Стамбула. Его жена Фатьма, дочь владельца текстильной фабрики Хасана-ага, тайком передаёт ему долги за аренду мастерской — деньги прячет в банку с оливками. «Опять от отца?» — хрипит Айкут, вытирая руки тряпкой. Хасан-ага, грузный, в костюме с золотыми пуговицами, врывается в гараж: «Моя дочь не для того в университете сидела, чтобы вонь бензина нюхать!» На столе — недопитый стакан чая, рядом лежит
Эмир, владелец текстильной фабрики в Измире, каждое утро проверял отчеты в кабинете с резными деревянными ставнями. Его жена Лейла, в платке цвета инжира, разливала *айран* по стаканам, стараясь не звякнуть ложкой о край металлической миски. «Завтра поедем к моим родителям. Мать хочет увидеть внуков», — бросил он, не отрываясь от бумаг. Лейла, стирая ладонью крошки со стола, ответила тише шелеста занавески: «Младший кашляет. Может, перенести?» Эмир хлопнул дверцей шкафа с документами — стекло