Sena Çakir

В каменных залах Эдирне Мехмед роняет виноградную косточку на пергамент с чертежами пушек. Его пальцы оставляют жирные отпечатки на карте Константинополя, где красной тушью помечены слабые точки Феодосиевых стен. Визирь Заган-паша, обмахиваясь веером от майского зноя, указывает на гавань Золотой Рог: «Если генуэзцы перебросят цепи – наши корабли упрутся в дерево, как ослы в стену». Мехмед щелкает языком, вытирая пот со лба расшитым рукавом – шелк раздражает кожу после бритья головы накануне. В
Байрами, худощавый кожевник с потрескавшимися пальцами, каждый четверг приходил на анкарский рынок менять шерстяные ковры на книги. Там он столкнулся с Эминой, дочерью торговца пряностями — она роняла свёрток с шафраном, а он подхватил его, испачкав ладонь в жёлтый порошок. «Ты пахнешь дубовой корой и грустью», — засмеялась она, разглядывая потрёпанный томик Руми в его сумке. Вечерами он тайком пробирался к её дому через узкие переулки, где сушились веревки с перцем, а она высовывалась из окна
Эмир, старшеклассник из района Бешикташ в Стамбуле, находит в старом комоде отца потёртый блокнот с координатами заброшенной психиатрической клиники. Он уговаривает Лизу, соседку-художницу, которая рисует граффити на стенах мастерской у мечети, и Дениза, его кузена-студента, раздобыть фонари и спуститься в подвал здания. В коридорах с треснувшей плиткой они натыкаются на комнату с ржавыми кроватями, где Лиза замечает детский ботинок под слоем пыли: «Кто-то тут жил… Или до сих пор живёт?» Дениз