Broda Shaggi

Амина, медсестра из клиники в районе Икеджа, заметила странные пропажи пациентов после процедур. В холодильнике с лекарствами она нашла флаконы с поддельными этикетками, а в кабинете главврача услышала обрывки разговора: «Если спросят про Адекунле — говорите, выписали». Ее подруга Чиди, репортер местной газеты, связала это с новым проектом застройки трущоб, который лоббировал депутат Бабатунде.
Нимбе, худощавый парнишка в выцветшей футболке с логотипом «Chelsea», пробирается через толчею рынка Балаогун. В кармане — три украденных банана, которые он сунул в руку младшей сестре Босс перед тем, как скрыться за ржавым киоском с водой в пакетиках. «Они тебя поймают, как в прошлый раз», — бормочет Туне, его сосед, разбирая старый мопед у хижины из гофрированного железа. Нимбе игнорирует:
В Лагосе, на переполненном рынке Икеджа, Амака, 28 лет, парикмахер с розовыми дредками, случайно натыкается на Чиди, своего мужа-инженера, который покупает *суя* (жареную говядину) для коллеги-женщины. «Ты сказал — сверхурочные на стройке у Third Mainland Bridge!» — хрипло выкрикивает она, швыряя в него пакет с акону (ферментированным ямсом). Чиди, в заляпанном цементом комбинезоне, пытается
Сара Адебайо, девятнадцать лет, каждое утро помогает матери разгружать рулоны ткани *анкара* на рынке Балошун в Лагосе. Её руки в порезах от грубой упаковочной верёвки, а в кармане джинсов — потрёпанная брошюра о курсах дизайна, которую она перечитывает в перерывах. Однажды покупатель, Чике Оби, студент-архитектор из Энугу, замечает её эскизы между стопками ткани: «Ты рисуешь лучше, чем наши
Алакада, девчонка лет двадцати, торгует жареным бататом на рынке Икеджа в Лагосе. У нее рыжий парик, который вечно съезжает набок, и потрепанный телефон с треснутым экраном. Ее друг Эфоса, водитель *danfo*, каждое утро подвозит ее к лотку, ворча: *«Сколько можно на эти гроши пахать? У Ибрагима в гараже место свободно — везешь контрабанду раз, и хватит на полгода»*. Алакада отмахивается, но