Туче Ачыкгёз

Эмир, 42 года, грузчик на фабрике пластмасс в районе Зейтинбурну, забирает сына Али из школы после очередного вызова. Учитель математики Селим тычет пальцем в синяк под глазом одноклассника: «Ваш сын опять полез в драку из-за учебника. Говорит, тот "случайно" порвал обложку». Али, 14 лет, молча ковыряет трещину на парте, пока отец, пахнущий клеем и потом, судорожно мнет в кармане квитанцию за электричество. Дома, за столом с холодным кёфте, Эмир бросает: «Завтра едешь извиняться». Али
В Стамбуле, среди полуразрушенных зданий с облупившейся краской и ржавыми пожарными лестницами, группа из пяти человек скрывается в подвале бывшего текстильного склада. Лидер, Эмир — бывший инженер, теперь носит потрёпанный бронежилет с выцарапанным на спине словом "Карадаг" — фамилией его погибшего брата. Рядом с ним Лейла, медсестра, постоянно перебирает пустые ампулы от лекарств в кармане халата, словно ищет последнюю дозу обезболивающего. "Если не найдём генератор до заката,
Эла, студентка факультета архитектуры, переезжает в старый квартал Стамбула после ссоры с матерью из-за кредита за учебу. В кофейне "Мерджимек" на узкой улочке Бешикташа она сталкивается с Эмиром — парнем в потёртой кожаной куртке, который разгружает ящики с гранатовым соком. «Извините, я…» — бормочет Эла, пытаясь подобрать рассыпавшиеся из её рюкзака чертежи. Эмир молча поднимает лист с планом мечети, замечает шрам на её левом запястье — тонкую линию, как трещину на фарфоре. «Ты тоже
Эмир, парень в потёртой кожаной куртке, копался в ящике с инструментами в гараже отца в районе Бейоглу, когда нашёл старую фотографию. На снимке — незнакомая женщина в платке, стоящая у фонтана Ахмеда III. На обороте пятно чернил и дата: *"12.03.1994, всё повторится"*. Он сунул фото в карман, не заметив, как уголок обжёг палец. Вечером у киоска с симитами продавец Мехмет, щурясь, пробормотал: *"Эту бабу лет десять назад видели у мечети Михримах. Говорят, сын её пропал… или
Яз, 17 лет, копалась в коробке с бабушкиным тряпьем на чердаке дома в Балате. Пыль щипала нос, а сквозь треснутое окно пробивался крик чаек. «Опять старые платки собираешь?» — голос Нихаль-теизе дрожал, пока она ставила поднос с чакылдой — кусочки рахат-лукума прилипли к жестяной тарелке. В углу коробки мелькнул кожаный корешок. Дневник 1943 года, страницы пахли плесенью: *«Арда сегодня опять ушел к гавани. Говорит, баркасы с углем проверять, а рубашка пахнет розовой водой…»* Яз провела пальцем