Ирина Калашникова

Валера, пятнадцатилетний парень с облезлым рюкзаком, каждый день после школы пробирался через дворы Подола, чтобы проверить самодельную антенну на крыше пятиэтажки. Отец, Николай Иванович, чинил проводку в соседнем магазине, ворча: «Вместо придуриваться с этими железяками, лучше бы паяльник в руки взял — помог». Мать, Людмила, вытирая пыль с баночек в аптеке «Здоровье», бросала в телефон: «Опять
Олександр, или Сашко, как его зовут друзья, возвращается в родной провинциальный городок под Киевом после смерти бабушки. В старом доме с облупленными обоями он находит ее дневник с пометкой *"1986"* и потрепанную фотографию молодого мужчины в военной форме. «Ты опять копайся в старье?» — спрашивает соседка Марьяна, заглядывая в окно с миской вареников. Сашко игнорирует, пока не
Вера, с рыжими волосами, собранными в небрежный пучок, разгружает ящики с карамельными яблоками на заднем дворе киевской кондитерской. Утром, пока печи греются, она замечает мужчину в выгоревшей куртке — Саша, новый грузчик, переехавший из Чернигова. «Там после взрывов даже соль в магазинах пропала», — бросает он, втаскивая мешки с мукой. Вечерами они сидят на складе: Вера делится остатками
Оксана, 34 года, раскладывала консервы в шкафу бабушки Нины из квартиры на улице Гоголя, 15. В комнате пахло камфорным маслом и старыми книгами. «Опять колени?» — спросила она, поправляя выцветшую скатерть с вышитыми петухами. Бабушка махнула рукой: «Сын из Дрездена пришлет лекарства». Оксана молча доедала холодный борщ, глядя на трещину в потолке — та напоминала очертания Карпат. Завтра нужно
Виктор, слесарь из Винницы, забирает сына Сашу из школы после драки. В автобусе, протирая окно запотевшей ладонью, бормочет: «Опять за шкирку вытаскивать? Мать бы жила — с ней нытьём разбирался». Саша, с рассечённой бровью, тычет пальцем в сиденье: «Они про тебя говорили… что ты алкаш». Дома — холодный борщ, треснутая тарелка. Отец достаёт из тумбочки пачку старых квитанций: «Видишь? Ни одной
Оля засунула аптечный чек под стопку старых журналов на кухне, когда услышала скрип входной двери. Максим, в рубашке с расстегнутым воротом, рылся в бардаке возле вешалки, роняя на пол ключи и рекламные листовки. «Опять забыл, куда их запихнул?» — бросила она, вытирая руки о полотенце с выцветшим узором. Он промычал что-то про встречу с клиентами у фонтана на Контрактовой площади, но глаза бегали
Ольга, архитектор из Оболонского района, в пятницу вечером застревает на кухне с сыном-подростком, объясняя ему теорему Пифагора. «Смотри, если гипотенуза врет, весь треугольник рассыпется», — чертит карандашом по салфетке, пахнущей жареной картошкой. В это время Ира, закрывая цветочный магазин на Печерске, находит в кармане фартука записку от любовника: «Завтра в 11. У гостиницы «Днепр». Она
В центре — Ольга Марченко, адвокат из киевской конторы на Подоле. Ее стол завален папками с делами о разводах и алиментах, рядом — треснувшая кружка с остатками холодного кофе. Утром к ней врывается Игорь Броварский, коллега в мятом пиджаке: «Слушай, старик Семченко опять грозит уволить нас, если не вытащим его сына из наркодиспансера». Ольга перебивает: «Ты ему напомни, чей брат сидит за взятки?
В порту Одессы грузчик Олег Шевченко находит в ящике с замороженной ставридой свёрток — внутри паспорта и ключи от сейфа. Он прячет находку в старую куртку, пока начальник, Грицько, кричит: *"Шевелись, а то полставки вычту!"* Вечером Олег забирает сестру Ирину из кафе "Волна", где она моет полы. В автобусе Ира шепчет: *"Снова отец задыхается. Лекарства кончились…"*
Надя, 34 года, работает в аптеке на Подоле. Каждое утро она развешивает детские рисунки Лизы, своей восьмилетней дочери, на холодильнике в хрущевке на Оболони. После работы — свидание с Сергеем из Tinder: он опаздывает, заказывает борщ без сметаны, спрашивает: «А ты точно одна воспитываешь?». Дома Лиза просит помочь с математикой, а сосед Василий стучит по батарее, потому что Надя опять затопила
Ольга, в черном пальто с меховым воротником, ждет такси возле бизнес-центра «Гулливер». В кармане — смятая записка от сестры: *«Мамину квартиру на Оболони продавать не дам. Приезжай в Ладыжин — сами разберемся»*. Она рвет бумагу, бросает в урну. В это время Катя, в выцветшей куртке и кедах, толкает тележку с ящиками на оптовом рынке. Звонит Ольге: «Ты после университета сбежала, как крыса. А
Лена, медсестра из пригорода Харькова, в пятницу вечером стирала окровавленные бинты в жестяном тазу, когда в дверь постучали. На пороге стоял Алексей, русский водитель грузовика с перебинтованной рукой — попал под обстрел под Изюмом. "Доктора нет, — сказала Лена, вытирая ладони об фартук, — но рану обработаю, если не боитесь". Он усмехнулся: "У вас на полу лужа, а я боюсь
Сергей, машинист с облупившимся логотипом РЖД на форменной куртке, закурил у тепловоза перед сменой. Последний рейс из Подольска в Москву — 23:15, почти пустой вагон, только трое пассажиров. Жена Марина звонила за час: *"Опять ночью? Сын сопливым засыпает, тебе хоть кол на голове теши"*. Он бросил окурок под колеса, поправил промасленные перчатки. В кабине пахло металлом и старым
Знаешь, такая история деревенская — прямо сердце задевает. Жила-была Катя, учительница в Веселове. Добрая, тихая, детишки её обожали — ну прям светлый человечек. Собиралась замуж за Андрея, депутата местного. Мужик, вроде, видный — целеустремленный, волевой, всё как положено. Но чувствую я, что-то тут нечисто… Ну ладно. Решила Катя сестру на свадьбу позвать — а они, оказывается, лет сто не
Представляешь, Женька — девчонка, вроде нас с тобой, — и вдруг жизнь накрывает волной сплошного *невезения*. Парень, с которым три года стенку на стенку прожили, взял и слился — даже смски не кинул. Работа? Тоже каюк: сократили, типа «кризис». Отец, который раньше хоть сотку подкидывал, теперь как в танке — сидит под каблуком у новой жены и боится пикнуть без ее одобрения. А хозяйка квартиры
Знаешь, вот жил себе мужик, вроде успешный, под 50 — делами занят, деньги считает. А вся фигня-то из прошлого вылезла, как всегда. Лет двадцать назад бросил беременную невесту — да-да, классика. Наговорили ему, мол, не твой ребёнок, ну он и повёлся, дурак. А потом бац — через четверть века эта самая женщина объявляется. Умирает от рака, бледная, еле говорит. И тут он понимает: всё, что она тогда
Представляешь, собрались на шикарной вилле четверо писательниц детективов — вроде бы для съемок шоу, а в итоге... труп! Да не кого-нибудь, а самой Аглаи Канунниковой — той самой «королевы убийственных сюжетов». Ирония в том, что её собственное убийство — как из учебника: закрытое помещение, куча секретов у каждой из присутствующих, да и мотивов — вагон. Классика, но мурашки по коже всё равно