Уитни Гойн

Лила заметила Джейкоба в школьной библиотеке, когда тот лихорадочно рылся в старых газетах за 2004 год. Его рука дрожала, перелистывая пожелтевшие страницы с пятнами от кофе. «Ищешь вдохновение для эссе?» — спросила она, указывая на копию «The Daily Herald» с заголовком о закрытии фабрики на окраине города. Он резко захлопнул папку: «Не твоё дело». На следующий день они столкнулись в кафе «Молот», где Джейкоб в одиночку пил эспрессо, рассеянно рисуя в блокноте перечёркнутые сердца. Лила
Зои, пятнадцатилетняя школьница с рыжими волосами, завязанными в небрежный пучок, каждое утро забирает младшего брата Лиама из дома на Пайн-стрит, 12 — серого здания с треснутым асфальтом во дворе. По дороге в школу она замечает, что в подвале их дома появилась глубокая трещина в стене, пахнущая сыростью и металлом. «Ты видел это?» — спрашивает она Лиама, тыча пальцем в щель. Он пожимает плечами, уткнувшись в телефон: «Папа говорил, это из-за старых труб». После уроков Зои пробирается в подвал
Лила, 23 года, в рваных джинсах и с термосом кофе, толкает тачку с инструментами в бруклинском парке — подрабатывает садовником. По вечерам залипает на старые схемы метро, которые находит в мусоре у станции «Джей-стрит». Ева, ее соседка снизу, 19 лет, таскает сумки с учебниками по биохимии и ворчит: «Опять твой лопата упала на мою стиралку. Хочешь, я тебе гвоздь в стену вобью — разок, навсегда?» В пятницу они сидят на пожарной лестнице, делят пиццу «Пепперони», пока Лила тычет пальцем в карту: