Виктор Шестаков

Алексей, фотограф из Питера, нашел на блошином рынке старый «Зенит» с треснутым объективом. Снимки с него проявлял в ванной, завешенной красным фонариком, — на плёнке кроме пустых дворов и грязного снега появлялся силуэт в пальто, как его собственное, но без лица. Олег, сосед-айтишник, тыкал в отпечатки пальцем: «Ты точно не колдуешь тут? Камера аналоговая, приложениями не подделаешь». Алексей смеялся, но когда в метро на станции «Парк Победы» заметил мужчину с таким же шрамом на подбородке,
В Киеве Оксана, парикмахер с фиолетовым маникюром, чинила фен, когда наткнулась на старую шкатулку в подсобке. Там лежала икона с треснувшим стеклом. "Хто це взагалі сюди засунув?" — пробормотала она, протирая пыль тряпкой для стрижки. В тот же миг в селе под Житомиром Игорь, в застиранной футболке и резиновых сапогах, разбирал завал в сарае. Его ладонь наткнулась на такую же икону. "Щоб тебе, опять хлам", — выругался он, но вдруг земля качнулась. Очнулись оба в чужих телах:
Вот, смотри: молодой Максим приводит домой свою Настю — влюбленные, светятся от счастья, собираются замуж. Да еще и ребёнок скоро! Ну, отец, конечно, рад за сына, но... что-то не даёт покоя. То ли взгляд Насти знакомый, то ли город Снегов, откуда она родом, набатом стучит в памяти. А там, в Снегове, у него самого когда-то был роман — давно, ещё до семьи. И вот этот червячок: «А вдруг...?» Совсем с ума сходит Михаил, решает рвануть в тот город. Встречает Веру, мать Насти, и та — бац! — как