Александр Павлов

Сергей Лукин, электрик из Бреста, получает письмо с московским штемпелем. В конверте — фотография разбитой «Волги» возле придорожного кафе «Рассвет» и записка: *«Ты же помнишь, сколько лет прошло? Жду у гаража №12, завтра в семь»*. Он прячет письмо под старыми квитанциями за свет, но жена Марина замечает дрожь в его руках. «Опять эти кошмары?» — спрашивает она, вытирая ладонь о фартук с пятном от
Ольга, медсестра из приграничного Гродно, каждое утро заводила будильник с треснувшим стеклом, пока её сын Саша кашлял в соседней комнате. В районной поликлинике врач Игорь Семёнович, перебирая потёртые рецепты, бурчал: «Синдром Хендерсона — редкая штука. В Минске ингаляторы «Вентолакт» есть, у нас — только глюкоза да надежда». Ольга, стиснув сумку с пузырьками анальгина, выменяла у соседки
Анна, бухгалтер с рыжими волосами, вечно опаздывала на электричку с Ярославского вокзала. В тот четверг она выронила зеленый шарф, запутавшись в турникете, а Максим, архитектор в черной дубленке, поднял его и крикнул: «Эй, вы! Обморозите уши!» Он держал старый термос с кофе, пахнущий корицей, и сунул ей шарф в руки, пока она бормотала: «Спасибо… я всегда так». На следующий день они столкнулись в
Барби, рыжеволосая девочка в клетчатой рубашке, каждое утро бегала к старому колодцу за водой. Там, в зарослях малины, она впервые встретила огромного бурого медведя по кличке Боря, который воровал улей с её пасеки. "Эй, косолапый! – крикнула она, шлёпая по луже в резиновых сапогах. – Дед Иван ружьё принесёт, если ты мёд не вернёшь!" Медведь, жуя соты, пробурчал: "Договоримся.
Лида, учительница из провинциального городка под Гродно, каждое утро поправляла занавески в съемной хрущевке, пока её муж Игорь, водитель междугороднего автобуса, доедал яичницу с колбасой. «Опять в пробке застрял?» — бросала она, замечая грязь на его ботинках. Он молча размазывал варенье по хлебу, избегая разговора о ночных звонках с женским голосом. Их дочь Катя, пятнадцать лет, красила ресницы
Лиза, ветеринар из Минска, переезжает в Москву к тёте Ирине, которая держит небольшой магазин специй в спальном районе. В клинике «ЗооМед» на Профсоюзной она сталкивается с Максимом, владельцем сети фитнес-клубов: его боксёр Тайсон проглотил ключи от Mercedes. «Вытащите их, или я засуну вам эти ключи в горло сам», — бросает он, раздражённо постукивая часами Tag Heuer. Лиза, не глядя, отвечает:
Анна, 34 года, работает ночной медсестрой в больнице на окраине Нижнего Новгорода. Её дочь Лиза, 15, целыми днями сидит в однокомнатной хрущёвке, рисует чёрным маркером на стенах портреты без лиц. В холодильнике — пустые полки, кроме банки солёных огурцов и пачки сливочного масла с истёкшим сроком. «Мама, я в школу не пойду. Опять дразнят из-за куртки», — Лиза закутывается в старый плед с запахом
Максим, 27 лет, механик из автосервиса на окраине Минска, живет с матерью в панельной пятиэтажке. Утром, разбирая старый чемодан на антресолях, находит письмо с печатью Санкт-Петербурга: отец, которого он считал погибшим в 90-х, жив. На кухне, пока мать жарит картошку, спрашивает: «Ты уверена, что он не вернулся?» Она молчит, потом резко стучит лопаткой по сковороде: «Он исчез. Не для нас».
Вот, смотри: в одном районе, где заправляет майор Началов, творится полный ад. Подпольная лаборатория штампует метамфетамин, да такой гадости, что люди падают как мухи. А ведь могли бы просто пиво пить по вечерам, но нет — нарвались на эту отраву. И среди всего этого бардака четверо курсантов из академии МВД — Харламов, Кречетов, Царев и Ушаков — вот-вот получат дипломы. Ну, если, конечно, не
Вот, знаешь, жизнь у Риты вроде бы как налажена — муж Толик, дочь, работа стабильная. Даже хобби есть — кукол мастерит, таких жутко красивых, живых почти. Но вот беда: Толику её увлечение как кость в горле. Ему подавай, чтобы вселенская ось вращалась исключительно вокруг его персоны. "Ты бы лучше борщ сварила, чем эти тряпки шила!" — вечно ворчал. А сам? О, тут полная свобода — и
Вот как можно пересказать эту историю, будто за чашкой кофе делишься впечатлениями с другом: Представь: девчонка из глубинки, Машка, вся в мечтах о мольбертах да палитрах. Рвется в Москву — ну а где еще учиться-то? Да только отец, который растил ее один, ворочает головой: "Да что ты, дочка, нарываешься? Там же тебя, как зернышко, пережуют и выплюнут!" Говорит, будто сам когда-то город