Анна Сердюк

Олег чинил треснувшее окно в сенях, пока Марина разбирала коробки с зимней одеждой. В углу кухни подтекала кастрюля — талый снег пробился через прогнившую крышу. «Денег на жесть хватит, если не чинить трактор», — бросил он, вытирая руки об засаленную куртку. Сын Тарас, пятнадцать лет, щелкал на телефоне возле печки: «Па, у Вовка в городе отец на стройке берет разнорабочих. Ты ж умеешь...» Олег
Олег, водитель киевского трамвая №14, обнаружил, что его дочь Аня покрылась сыпью после купания в Днепре. Он собрал пробы воды в пустые бутылки из-под кваса, отнес их в санстанцию на Подоле. «Документы на отбор есть? Лаборатория аккредитована?» — спросила женщина в синем халате, даже не подняв головы. Вечером Олег разбил кулаком стекло в подъезде районной управы, оставив на стене надпись
Максим и Ира, студенты из Киева, нашли коробку с царскими монетами в гараже деда на Оболони. В комнате пахло ржавой трубой и жареным луком, а за окном гудел трамвай №18. «Тут полторы тысячи баксов минимум, — Максим стряхнул паутину с червонца 1909 года, — давай через OLX сольём». Ира щелкнула зажигалкой: «А если это ворованное?». Через три дня они тряслись в маршрутке до Троещины, где покупатель
Марина выгружает чемодан с потёртыми наклейками «Киев-Львов» у дома с облупленными синими ставнями. Отец, Николай, встречает её молча, пальцы в краске от масляных холстов в мастерской. «Ты зачем вернулась? Тут тебе не галереи модные», — бросает он, разглядывая её розовые волосы. На рынке Оксана, в фартуке с пятнами от свёклы, шепчет за прилавком: «Твой Андрей теперь с Соней из шиномонтажа крутит.
Оксана и Сергей, живущие в хрущёвке на Оболони, три дня скрывают смерть её матери, Надежды Ивановны. Тело лежит на балконе, заваленное старыми одеялами и коробками с новогодними игрушками. Холодильник сломался ещё накануне, поэтому Сергей тайком покупает сухой лёд на рынке «Юность», пряча куски в пакете из «АТБ». «Соседи увидят — вызовут ментов. Ты вообще думать умеешь?» — шипит Оксана, когда он