Ааям Мехта

Рави Шах, затянутый в чёрную кожаную куртку, прячет лицо под капюшоном, пока пробирается через переполненный рынок Чандни-Чоук. Запах жареных самос и кардамана смешивается с выхлопами рикш. Он ждёт Миру Капур у лавки с шёлком — их единственное нейтральное место. «Твой отец снова нанял адвокатов, чтобы оспорить границы участка, — бросает она, поправляя алый шарф, выцветший от частой стирки. — Наши рабочие не пустят ваших на территорию, даже если суд будет год тянуть». Рави щёлкает зажигалкой, не
Арджун, 28 лет, менеджер колл-центра в Ченнаи, каждое утро толкается в переполненном автобусе № 57, жуя *паарутху* с картошкой, завернутой в газету. В офисе над его столом висит постер с Раджникантом, а соседка Шрути постоянно шепчет: «Слушай, директор опять ходит с камерами — может, увольнения?». Вечером Арджун забегает в закусочную «Мама Рохини», где официантка Дивья, протирая липкие столики, бросает: «Опять солянка? Тыква уже три дня в холодильнике». По дороге домой он звонит отцу в деревню
Радж Кумар, 22 года, каждое утро таскает ящики с чайными листьями в семейной лавке на окраине Мумбаи. Его отец, Викрам, сгорбленный мужчина в засаленном фартуке, вечно ворчит: *«Если бы не твой дед с его долгами, мы бы уже расширили магазин, а не продавали самсу с плесенью»*. По вечерам Радж рисует углем на обрывках газет — полуразрушенные здания доков, старуху с корзиной манго, уличных собак у храма Ханумана. Сестра Мира, 17 лет, прячет его рисунки под матрас, чтобы отец не сжег: *«Он все
Знаешь, бывают истории, которые цепляют не спецэффектами, а вот этой... ну, искоркой в груди? Вот представь: мальчишка, одиннадцать лет, родители погибли — жизнь не сахар. Но в голове у него крутятся слова отца с матерью: «Сила твоя — ровно настолько, насколько ты в неё веришь». Честно? Звучит как дешёвая мотивационная открытка, но тут-то всё и начинается! А потом бац — реальность вдарила по переносице. Улицы, подлость, грязь... И тут наш Кумал (ох, как же я обожаю таких персонажей!) вместо