Мата Габен

Лукас, с облупившимся серебряным крестиком на шее, ждал Мари у входа в метро *Одеон*. Она опоздала на двадцать минут, в руках — бумажный пакет с круассанами. «Антуан передумал, — сказала она, разминая сигарету в пальцах. — Говорит, полиция копает возле порта». Лукас щёлкнул зажигалкой, прикуривая ей: «Он трус. Без него справимся». Они пошли вдоль Сены, мимо лотков с поддельными часами; в кармане
Лиза Дюваль, студентка-медик из Марселя, копается в старых коробках в гараже покойного брата. Находит разорванный чек из автомастерской *Rouge Moteur* с пометкой «12.10, 18h30» — дата его гибели. В баре *Le Poisson Rouge* бармен, вытирая пивные кружки, бросает: «Твой брат спрашивал про грузовик с желтой краской на бампере. Следов после аварии не нашли, да?» На следующий день Лиза пробирается на
Анна, 19 лет, каждое утро развозит круассаны на велосипеде по булочным в 5-м округе Парижа. После смены бегает в мастерскую на чердаке возле площади Пигаль — рисует портреты туристов за 20 евро. Люка, её сосед с этажом ниже, чинит мотоциклы в гараже на набережной Сены, но по вечерам тайком лепит скульптуры из металлолома. «Опять пальцы в масле вымазал? — бросает Анна, заставая его за работой. —
Знаешь, иногда самые неожиданные встречи переворачивают жизнь с ног на голову. Вот как эта история про парнишку Момо — еврейского подростка, который болтался по улицам заброшенный, как старый мяч. Отец-то вроде жив, но давно растворился в своей тоске, будто тень за плотными шторами. Даже уличные девчонки, те хоть хлебом кормили сироту при живом-то родителе, жалели. А ты представь: тесная лавчонка