Наталья Калатай

Лиза, в потёртом пальто и с чемоданом, обклеенным наклейками пианино, выходит на перрон киевского вокзала. В консерваторском общежитии её встречает соседка Марина, развешивающая мокрое бельё на батарею: «Если будешь играть ночью, привяжу к стулу скрипкой». В классе №7, где пахнет лаком и пылью, преподаватель Андрей Петрович, постукивая карандашом по фонотеке, бросает: «Твой Шопен звучит как марш
Павел Зибров в костюме с расстегнутой верхней пуговицей стоит под софитами, поправляя микрофон. За кулисами мать 8-летней Саши Лисиченко шепчет: *«Не забудь про припев»*, но девочка уже выбегает на сцену в блестящих кедах и читает рэп про контрольную по математике: *«Дроби, степени — сплошная безнадёга, а мой щенок ждёт дома у порога»*. В углу студии мальчик Витя Королёв собирает робота из старых
Марьяна, младший бухгалтер из киевской конторы, получает смс от брата: «Мать в больнице, 3-й этаж. Приезжай до пятницы». В автобусе «Киев-Яремче» она грызет леденцы «Душистый мед», чтобы не укачало. Тарас, ее старший брат, встречает на остановке в выцветшей куртке цвета хаки. «Дом рушится, крыша течет. Продавать надо», — говорит он, разбивая лопатой лед в колодце. В комнате, где умерла мать,
Антон, в потёртой куртке с оторванным карманом, пробирался через заснеженные развалины бывшего химзавода на окраине Москвы. Его сестра Лида, спотыкаясь о ржавые трубы, тащила за собой мешок с консервами, найденными в подвале разрушенного магазина. «Там, за цехом №4, должен быть склад с медикаментами», — бормотал он, разглядывая карту, испещрённую пометками синей шариковой ручкой. Внезапно из-за
Анна, студентка-архивист из Киева, нашла в старом чемодане деда потрепанный блокнот с координатами и кассету. На пленке — мужской голос, напевающий *«Ой, у вишнёвому садочку»* сквозь помехи. В углу записи мелькнуло: *«Львов, 12.04.1986»*. Дед, бывший инженер Чернобыльской АЭС, никогда не говорил о работе. «Хватит копаться в пыли», — бросила мать, вытирая руки о фартук, но Аня села на поезд до
Нико, коренастый грузин с шрамом над бровью, торговал на барахолке в Тбилиси старыми иконами. Его напарник Леван, вечно жующий церхелу, сторожил ящик с «особым» товаром за ларьком — туда прятали серебряные кресты XVIII века, обёрнутые в газету «Коммунист». «Слушай, завтра украинцы ждут партию у метро Руставели, — бормотал Нико, разглядывая треснувшую икону Богородицы. — Если опоздаем — кинут, как
Андрей, плотник из прифронтового села под Горловкой, чинит забор из покорёженного шифера. Его жена Ольга, медсестра в полуразрушенной амбулатории, бросает в сумку бинты и йод: «Завтра вывезу детей к тёте в Днепр. Едешь с нами?» Он щурится на дымку над промзоной, ворочает бревно: «Кто корову доить будет? И петухов этих…» По ночам он ставит капканы у сарая — боится мародёров. Вчера нашли соседского
Вот, смотри, история как из жизни — мужик, Виктор, вроде бы всё у него есть: карьера врача на высоте, дом-полная чаша. Ан нет, заскучал. Решил, что серая рутина с детскими соплями и счетами за коммуналку — это не его уровень. Нашел себе «глоток свежего воздуха», новую пассию, и — хлоп! — бросил жену Алену, с которой двадцать лет, наверное, спал в одной кровати. А она-то? Всю себя в семью вложила,