Берк Октай

Эда, в потёртой куртке с оторванной пуговицей, разливала чай в стаканы с неровными краями. За стойкой кафе "Мерве" на улице Чукурджама висел плакат о скидках на симиты. Эмир, в рубашке, которая пахла стиральным порошком с ароматом лимона, заказал эспрессо и спросил: «Почему ты три дня не открываешь мои сообщения?» Она протёрла ложкой пятно от кофе на столешнице: «Твой отец платит за мою
Лейла, девятнадцати лет, протирает стойку в кафе *Güneş* после утренней смены. За окном — переплетение проводов и крики чаек над Босфором. Эмир, худой парень в краске-акриле на джинсах, тычет пальцем в её фартук: *«Смотри, пятно от мухвера — как будто карту потерянных городов нарисовали»*. Она отмахивается, но соглашается позировать ему в парке Йылдыз после заката. Там, среди запаха жареных
Эмир, 19 лет, живет с младшей сестрой Лейлой в стамбульском районе Балат, где трещины на стенах домов заклеены газетами. Каждую пятницу он пробирается через толпу у мечети Сулеймание к заброшенному доковому ангару у Золотого Рога. Там, под потолком, затянутым паутиной, он дерётся в подпольных боях за пачки лир. «Два раунда — и хватит, — шепчет ему друг Джем, перевязывая сломанные костяшки. — Или
Эмир, сын владельца текстильной фабрики в районе Зейтинбурну, каждый день проезжал на скутере мимо лавки с керамикой, где работала Лейла. Она раскладывала тарелки с синими узорами, пряча под платок рыжие волосы. «Опять забыл перчатки?» — бросила она, когда он затормозил у тротуара. Он достал из кармана смятый чек: «Папа хочет заказать новую партию вазонов. Можешь показать образцы?» Лейла