Янн Трегуэ

Лука, 27-летний бармен из Марселя, перегоняет свой ржавый Vespa через границу в Турин, чтобы открыть крошечный коктейль-бар в бывшей прачечной на Via Agliè. В прицепе — коробки с бутылками абсента, сушеными апельсиновыми корками и потрепанной книгой рецептов его покойной бабушки-сицилийки. На первой же закупке у рынка Porta Palazzo он сталкивается с Кларой, 25-летней художницей, которая тащит холсты под мышкой, роняя тюбик ультрамарина: «Ты же не из тех, кто добавляет сироп лаванды в негрони?»
В Марселе механик Лука Россолини копался в двигателе старого «пежо», когда нашел под сиденьем потрепанный блокнот с зарисовками церквей и формулами на латыни. На обложке — выцветшая надпись «Сан-Клементе», а внутри — письмо от 1943 года, подписанное инициалами «G.B.». Позже в Неаполе библиотекарь Элоди Мартен, разбирая архив умершего дяди-археолога, обнаружила идентичный блокнот с координатами, указывающими на катакомбы под Палермо. Их случайно свёл антиквар Винченцо, продавший Луке запчасти
Летом 2017-го в полуразрушенный особняк под Лионом заселяется Лукас, бывший художник из Парижа, бросивший мольберт после смерти матери. На кухне с протекающим краном он натыкается на запылённый дневник предыдущей хозяйки — Марселы Дюваль, исчезнувшей в 1985-м. В соседней деревне, за стойкой бара *La Nuit Blanche*, местная официантка Клоэ, дочь жандарма, шепчет ему: «Не копайся в этом. Старики до сих пор крестятся, когда проходят мимо ваших ворот». Лукас игнорирует её, вечерами скребя шпателем
Знаешь, как иногда жизнь прет совсем не по плану? Вот представь: подросток Симон — обычный парень, которому вместо школы и приколов с друзьями приходится тащить на себе взрослую фигню. Его сестра? Да она вечно в запое, валяется в их полуразваленной халупе где-то у подножия этих глянцевых швейцарских гор. Ты только вдумайся: вокруг лыжные трассы с золотыми цепями, а они греются у печки-буржуйки, потому что денег на отопление нет. Симон, конечно, крутится как белка — то ли из принципа, то ли от
Представьте себе Париж 40-х — немцы похаживают по бульварам, а в подворотнях кипит совсем другая история. Вот есть же этот Миссак, рабочий да ещё и поэт (сочетание-то какое!), который собирает вокруг себя ребятню со всей Европы. Евреи, венгры, поляки — да всех национальностей намешано! И ведь не за награды дерутся, а за какую-то абстрактную Францию, ту, где права человека важнее приказа. Ну вы поняли, про ту самую, из лозунгов. Жутко, конечно: эти пацаны с самодельными бомбами против фашистских