Евгений Чернорай

Галина Ивановна, 68 лет, в пятничный вечер чистит картошку на кухне хрущёвки в Подольске. За окном — ржавые качели, на столе — банка сгущёнки с проколотой крышкой. Внучка Аня, 19, приезжает из Москвы на автобусе с розовым чемоданом на колёсиках. «Опять щи?» — морщится она, разглядывая треснувшую кастрюлю. Бабуля молчит, достаёт из шкафа постельное бельё, пропахшее нафталином. Ночью Аня спорит
Катя залила кипятком руку, когда Аня ворвалась в её хрущёвку на Ленинском проспекте с пакетами из «Азбуки вкуса». «Ты вообще слышала, что я вчера говорила про Сашу?» — Аня швырнула на стол коробку рафаэлло, которые Катя ненавидела. Вместо ответа Катя достала из холодильника банку с мочёными яблоками — бабушка привезла из деревни. «Он тебе водичку на работе подогревает, а ты тут с Максимом из
Лиза втирала канифоль в смычок, пока за окном общежития Санкт-Петербургской консерватории хлопья снега слипались в слякоть. В соседней комнате Алексей бил по расстроенному пианино «Красный Октябрь», повторяя пассажи из Рахманинова. «Ты с ума сошел? — крикнула она, хлопнув ладонью по тонкой перегородке. — Уже полночь!» Он приоткрыл дверь, держа в руках чайник со свистком: «Если не выучу к
Кирилл, парень в потёртых кедах и чёрной куртке с оторванным карманом, каждое утро замечал странности: тени на стене общежития МГУ двигались на секунду позже людей. В метро «Воробьёвы горы» он увидел, как старушка с авоськой растворилась в воздухе, оставив запах мятных леденцов. «Ты опять не спал?» — спросила Аня, его соседка по этажу, протягивая ему стаканчик растворимого кофе с комками. Вместо