Эвелин Панг

Лотта, в рваных кедах и с рюкзаком, набитым бутербродами с селедкой, копалась в старом сундуке на чердаке бабушкиного дома в Пярну. Под слоем пожелтевших газет 1940-х нашла потрескавшийся дневник с картой — на ней красным крестом был помечен остров Сааремаа. «Смотри-ка, Юрген, тут про какой-то камень… Говорят, он светится, как луна в полнолуние», — ткнула пальцем в страницу, размахивая фонариком
Лийс, 17 лет, рыжеволосая в круглых очках, копошится в архиве Таллинской городской библиотеки. Пальцы в краске от акварели листают потрёпанный дневник 1943 года — между страницами о бомбёжках выпадает схема с отметкой у Ратушной площади. «Kus see müürilõik on?» — бормочет она, поправляя шарф с вышитыми льняными колосками. На улице, возле замерзшего фонтана, парень в зелёной парке с нашивкой
Март, худощавый рыбак с обветренными руками, каждое утро проверяет сети в гавани Таллина. Его лодка «Pärlikakk» скрипит, краска облупилась еще в девяностых. В портовом кафе «Merineitsi» Лийз, дочь Марта, разливает клиентам кофе с кардамоном, пряча в фартуке потрепанный учебник по морской биологии. «Снова штраф за превышение квоты?» — бросает она отцу, когда тот забирает термос. Юри, бывший
Лотте, рыжая девочка в потёртой куртке с нашивкой в виде ящерицы, нашла первый след возле заброшенной мельницы в Юрмале — обгоревшую сосновую шишку, пахнущую серой. «Это не горелка Арвида», — бурчала она, протирая очки рукавом, пока её друг Мартиньш ковырял кроссовком пепел. Они спорили о следах у киоска с *kartupeļu pankūkas*: «Ты веришь в сказки своей бабки про *pūķi*?» — «А ты верил в ту
Лена, Тоомас и Юри слонялись по пустырю за гаражным кооперативом, разгребая ржавые банки из-под «Kalev». Тоомас пнул жестяную коробку — под слоем грязи засверкала гравировка: *«P. Mяги, 1943»*. «Тут раньше фабрика была, — прошептала Лена, вытирая ладонью потрескавшуюся крышку, — бабка говорила, немцы что-то прятали». Они вытащили комок промокших фотографий: на одной — мужчина в очках стоял у