Аттхапхан Пхунсават

Нок споткнулся о ржавую решетку вентиляции, когда охранник схватил его за лодыжку. «Опять ты, Нок? Думал, воздуховод — твой личный выход?» — усмехнулся мужчина в черной форме, вытаскивая подростка наружу. Школа-интернат напоминала бетонный бункер: в классах пахло хлоркой, на стенах висели камеры с красными мигающими лампочками. Учитель Сарит каждое утро в 7:15 включал динамики с лекцией о
В душном переулке района Банг Рак, Ной, продавец жареных кальмаров, заметил, как Лина, его соседка-студентка, копается в земле у треснувшей канализационной трубы. «Ты опять про свои сорняки?» — хрипло спросил он, вытирая ладонью пот с шеи. Лина молча протянула ему стебель с лиловыми лепестками, пронизанными алыми жилками. «Это не *просто* сорняк. Видишь, как пульсирует сок?» — ее пальцы дрожали.
Амарин, 28 лет, разгребает коробки с антибиотиками в аптеке на улице Рачадамри. Рука дрожит, когда клиентка протягивает рецепт на сироп от кашля — почерк врача такой же корявый, как на записке, которую она нашла вчера в сумке: *«Не носи красное. Она заметит»*. Звонок матери прерывает дрожь в коленях. «Опять забыла купить бета-блокаторы? — шипит в трубку старуха. — Ты же знаешь, у меня давление
Типпакорн, или Третий, подметает осколки пивной банки под кроватью Кхаттхи — тот опять завалился в общагу под утро, бросив кроссовки посреди комнаты. «Эй, помоги выбрать, к кому сегодня подкатить», — Кхай тычет в экран телефона, демонстрируя фотографии девушек из инстаграма. Третий ворчит, что вместо подготовки к экзамену по биохимии теперь придёт объяснять преподавателю, почему Кхай проспал
Паром через Чао-Прайю ходит каждые 20 минут. Тори, в потёртой кепке и фартуке с пятнами от кофе, рисует мелом меню на доске у входа в кафе *Rainbow Spoon*. Фах, с рюкзаком, заляпанным акрилом, замечает её эскиз манго-стики-райса и говорит: «Рисуешь лучше, чем готовишь?» — указывает на подгоревшие тосты в витрине. Она смеётся, вытирая руки о подол юбки: «Бесплатный урок в обмен на латте?» Через