Вероника Хадрава

Эмили Кларк, 27 лет, каждое утро открывает кофейню *La Brume* в переулке за рынком Жан-Талон. Её клиенты — пожилые учительницы с вязаными сумками, студенты с потрёпанными конспектами по квебекской литературе. В пятницу, когда она выносила мусор с прокисшим молоком, на скамейке у заднего входа оставили чёрный чемодан с биркой «Liam W.». Внутри — пачка квитанций за такси, фото полярного медведя из
Лидия, работница маленького антикварного магазина в Торонто, нашла потёртое золотое кольцо с гравировкой *"E.M. — A.D. 1944"* в кармане винтажного свитера, купленного на распродаже. Она примерила его, случайно порезав палец о сколотый аметист, и позвонила брату-историку: «Джейк, тут дата совпадает с тем письмом прабабушки из архива. Может, это про её пропавшего жениха?» Той же ночью,
Эмили, 17 лет, вязала шарф у окна своей комнаты в старом доме на окраине Грейсвилля — городка в Онтарио, где каждый декабрь ледяные лужи на дорогах смешивались с солью. Ее отец, Джейкоб, владелец закрывающейся фабрики игрушек, спорил по телефону с мэром Томасом: «Ты знаешь, что без субсидий мы не протянем до января». Эмили подобрала оброненный им чек на 500 долларов — сумма, которой не хватало на