Амалия Линдегард

Лива, 28 лет, в мятом халате с пятном от кофе, спорит с медбратом Эйнаром у третьего лифта в Rigshospitalet. «Опять заклинило? Я же просила вызвать мастера вчера», — бросает она, перекладывая папку с анализами под мышку. В коридоре пахнет хлоркой и тушёной капустой из столовой. Днём она ставит капельницы пенсионеру Йоргену, который шепчет про полярных крачек в Гренландии, а вечером вытирает пот
Лива, студентка-биолог, спотыкается на мокром асфальте возле библиотеки Кристиансхавн, рассыпая конспекты по генетике. Мартин, парень с рыжей чёлкой и гитарой за спиной, подхватывает её синий платок в белые горошины. *«Ты вечно всё роняешь»,* — усмехается он, протягивая ткань. Она замечает царапину на его левой ладони — след от ремонта в семейном кафе на Нёрребро, где он подрабатывает по вечерам.
Майкл, копенгагенский полицейский, втягивается в схему с контрабандой кокаина через аэропорт Каструп. Его напарник Томас, заканируя чемоданы в грузовом терминале, находит пакет с белым порошком: *«Смотри, два кило. Босс сказал — пропускаем, иначе пенсия моей матери…»*. Майкл, стиснув рацию, кивает. Дома у него другая проблема: дочь Лива задыхается от астмы. Ингалятор валяется под диваном, а счет
Нора, учительница литературы в копенгагенской гимназии, замечает, как 17-летний Йонас задерживается после урока, чтобы спросить о «Лолите». «Вы считаете, Гумберт её *любил*?» — он ставит чашку с кофе на стол, оставляя след от помады на краю. Она поправляет очки, цитируя Набокова, но голос дрожит, когда он перебивает: «Может, она сама всё контролировала?» После этого он начинает приходить в её