Мария Клюквина

Анна, 17 лет, живет в приморском городке под Владивостоком, где улицы засыпают к девяти, а из достопримечательностей — ржавая детская горка у аптеки «Здоровье». За неделю до выпускного она находит в подвале бабушкиного дома коробку с письмами 80-х: переписка между бабушкой Лидой и незнакомцем по имени Геннадий. «Ты знаешь, что дед утонул не случайно?» — спрашивает Анна, разглядывая фото с рыбзавода, где Лида стоит рядом с мужчиной в форме. Бабушка хватает листы, бросает в печь: «Не твое дело.
Маша, в заляпанной краской спецовке, тыкала отверткой в щиток под лестницей хрущевки. «Опять пробки выбило? У тебя тут проводка, как сопли после мороженого», — буркнула она, вытирая лоб тыльной стороной руки. Сергей, прислонившись к косяку с гитарой Fender за спиной, засмеялся: «А ты можешь починить, чтобы свет не мигал, когда я педаль дисторшна включаю?» В его однокомнатке пахло жареным луком из соседней квартиры и свежей изолентой, которую Маша наматывала на оголенные провода. Через неделю он
Анна приезжает в деревню Сосновка после десяти лет жизни в Питере. Старый дом с облупившейся краской, на крыльце — ржавая лейка, которую она опрокидывает ногой. В саду заросший шиповник царапает подол платья. «Здесь всё как в детстве, даже запах тот же — прель и мокрый кирпич», — думает она, разминая между пальцами жёлтые лепестки. Встречает Николая, соседа в засаленном картузе, который рубит дрова за покосившимся забором. «Хозяйку вижу. Печку чистить будешь или опять в город сбежишь?» — хрипит
Представляешь, есть у нас два оперативника — Волков да Тарабрин. Ну, эти двое — просто гремучая смесь! Как огонь и бензин: вместе взрываются так, что любое дело, даже самое замороченное, разлетается в щепки. Маньяки, бытовуха, гламурные тётки с накладными ресницами или богемные типы с арт-перформансов — все они перед этой парочкой маски срывают, будто карты на стол выкладывают. И знаешь, что круто? Смотришь и думаешь: «Да как они это вообще раскручивают?». Каждое дело — это как схватка на