Анна Петраш

В Киеве, на заброшенном причале возле моста Патона, капитан Олег Марченко и лейтенант Марина Шевченко ковырялись в ржавых ящиках с контрабандой. Марченко, в потёртой куртке с выцветшими нашивками, достал из кармана мокрую пачку «Мальборо»: «Опять эти китайские боты с наклейками «Made in Poland»… Кому они нужны?» Марина, поправляя берет, кивнула на след солярки, ведущий к полуразрушенному ангару
Киев, район возле Бессарабки. Ольга, 34 года, замечает в кармане куртки мужа Игоря чек из ресторана с женским именем — «Анна». Вместо разговора заваривает кофе, но рука дрожит, кипяток льется на детский лего под столом. «Это не то, о чём ты подумала…» — начинает Игорь вечером, но Ольга резко перебивает: «Ты забыл вытащить бумажку из кармана. Идиот». Их дочь Лиза, 7 лет, в соседней комнате рисует
Игорь, криминолог из Киева, сидел в кафе «Марьяна» возле Львовской площади, разглядывая фото с места убийства. На столе — остывший раф, крошки от круассана. «Смотри, здесь грунт смешан с глиной, — тыкал он пальцем в снимок, — это не городская почва». Его напарница Аня, поправляя очки, достала карту: «В радиусе 30 км глину берут только в селе Заречное. Там дачи, лесопилка». За окном моросил дождь,
Константин Шевченко, бывший следователь из Киева, находит в старой хрущёвке на Оболони потёртый блокнот с цифрами и фамилиями. В подъезде пахнет плесенью, а на лестнице валяются окурки «Примы». Он звонит напарнице Оксане: «Здесь не просто списки — даты совпадают с делами 98-го года. Проверь архив, кто из этих людей ещё жив». Пока она копается в папках с потёртыми уголками, Константин идёт в