Милош Самолов

В центре — Иван, 27 лет, механик из Нови-Сада, и его кузина Лара, студентка-архитектор из Сараево. Они находят в подвале дедовского дома в Мостаре коробку с военными картами и письмами на сербскохорватском. На обороте фотографии 1983 года — отметки возле озера Блед и непонятные цифры, похожие на координаты. «Šta misliš, ovo je stvarno?» — бормочет Иван, разглядывая пожелтевшую бумагу. Лара, поправляя очки, тычет пальцем в надпись чернилами: «Отец твоего деда погиб здесь, в Златибо. Значит,
Милош вытаскивает мокрые банкноты из кармана джинсов, считает под прилавком рыбного рынка в Белграде. «Опять не хватит на лекарства бабе Даринке», — бормочет он, поправляя потрепанный фартук. Сестра Ясна втирает в ладони дешевый крем у разбитого зеркала в их квартире на окраине: «Ты же знаешь, что скоро выселят? Надо дозвониться дяде из Подгорицы». На следующий день Милош грузит ящики с консервами в ржавый фургон, избегая взгляда водителя с татуировкой волка на шее. В дороге вспоминает, как
Вот, представляешь, жил-был в Белграде парень Пера Илич, все звали его Мамарош — ну, типа «маменькин сынок», да? И ведь правда: он с мамой в старом кинотеатре коротал дни, крутил советские комедии, которые бабушки со слезами пересматривали. А потом — бах! Началась эта... как её... «бомбардировка милосердия» от НАТО. Чисто ангелы с небес, ага, щас. Пришлось им с мамой в чемоданы плюхаться — и ррраз, в Нью-Йорк. Ну а что Америка? Там, может, и можно достать из сумки потрёпанные кассеты с теми