Вячеслав Колядин

Марков, следователь с перегаром вчерашнего кончая, тыкал пальцем в карту Твери, расчерченную красным маркером. «Третья баба за месяц, Петь. Все с одних улиц — Заводская, Текстильщиков, Сплавная», — бормотал он, разминая затекшую шею. На столе валялись фото: разорванное горло, следы когтей на замшевой куртке. Сидоров, его напарник, жевал булку с маком, крошки падали на протокол допроса сторожа с
Джеппетто, старый плотник с обожжёнными смолой пальцами, вырезает из полена мальчика с шарнирными суставами. В мастерской пахнет сосновой стружкой и воском от оплывших свечей. Ночью в комнату пробирается Фея с волосами цвета пепла: «Ты станешь настоящим, если докажешь, что достоин», — шепчет она, касаясь деревянной руки. Пиноккио щурится, шевеля бровями из виноградной лозы. «Почему у меня нет