Энтони Валентайн

В старом доме на окраине Бирмингема семья Торпов — Джеймс, его жена Лиза и сын Оливер — находят коробку с потёртыми фотографиями и дневником прежней хозяйки. Джеймс чинит протекающий кран на кухне, когда Оливер замечает красные пятна на потолке. «Пап, тут опять течёт», — бормочет мальчик, тыча пальцем в лужицу. Соседка, миссис Гловер, приносит им пирог с ревенем и невзначай роняет: «В 1953-м
Представь: монахиня, которая всю жизнь провела за стенами тихой обители, вдруг вынуждена нырнуть в мир, где пахнет шерстью и машинным маслом. Да-да, её брат умер, оставив после себя разваливающуюся трикотажку, и теперь ей, вчерашней затворнице, приходится спасать семейное дело от полного краха. И знаешь что? Оказывается, под этим скромным платьем и молитвенником скрывается настоящий бизнес-зверь!
Знаешь, иногда кажется, будто кто-то взял старую записную книжку Конан Дойла, вытряхнул из неё пыль викторианских улиц — и вот они, истории о Шерлоке, оживают снова. Не как музейные экспонаты, а будто только вчера написанные. Помню, как впервые наткнулся на эти адаптации: трубка, скрипка, этот вечный туман за окном… Боже, да там даже тени на стенах Бейкер-стрит будто шепчутся о нераскрытых делах.