Штефен Шойман

Мартиньш, бывший лесничий, теперь подрабатывает ночным сторожем на Центральном рынке в Риге. Каждый вечер перед сменой он забирает дочь Лигу из школы-интерната — девочка рисует мелом на асфальте фигуры с рогами, шепчет: *"Пап, они опять звали меня в твой лес"*. В четверг, проверяя холодильники с сельдью, он находит за поддонами окровавленный детский ботинок — такой же, как у соседского
Лиза Мюллер, тихая архивистка с привычкой поправлять очки, копается в подвалах Берлинской государственной библиотеки. Ее пальцы задевают обложку дневника 1983 года — внутри выпадает фотография мужчины в штатском, стоящего у киоска *Zeitung am Mittag*. "Почему он в каждом втором документе про забастовки в Лейпциге?" — бормочет она, сравнивая пометки на полях с рапортами Штази из коробки
Лиза торопливо закручивает крышку термоса, пока младший, Йонас, ковыряется в рюкзаке в поисках пропавшей тетради. «В школе спроси у фрау Вебер — может, в классе осталась», — бросает она, сдвигая в сторону пачку неоплаченных счетов. На кухне пахнет свежей штукатуркой: неделю назад водопроводная труба лопнула, залив соседей снизу. Подрядчик Марко, друг ее брата-безработного, тянет с ремонтом.
Во Вроцлаве, в старом доме с облупленными ставнями, Магда Ковальски нашла на чердаке дневник с обложкой из треснувшей кожи. В нем были рисунки солнца с лучами в виде змей и записи на смеси польского и немецкого: *"23 июня 1944. Эрих говорил, что свет очистит грехи, но мы закопали его под кирхой"*. Бабушка Зося, чистя картошку на кухне, бросила резко: *"Не лезь туда, где твой дед
Вот как можно переписать текст, добавив живости и эмоций: Знаешь, история эта — прямо как вспышка молнии посреди серого дня. Сисси, эта хрупкая девчонка с лицом принцессы, мотается медсестрой в психушке — представляешь, каждый день чужие крики, сломанные судьбы. А напротив нее — Бодо. Бывший вояка, сейчас живет как придется: то грузы разгрузит, то где-то сторожем прибьется. Ну тип — выживает. И