Марта Ривас, журналистка из барселонской редакции *La Voz*, живет в съемной квартире на улице Вердагер. Утром она пьет эспрессо из треснувшей чашки, слушая, как соседи сверлят стену. В офисе, пахнущем старыми газетами, её напарник Хавьер Мендоса, в мятом пиджаке, роняет: «Монтеро снова слил деньги на ремонт рынка Борн. Проверь контракты его зятя». Марта копает архивные записи, натыкаясь на
Слушайте, тут такая история... В общем, есть один тип - Харо, испанец, из этих, знаете ли, "голубых кровей". Только вот титул титулом, а душонка у него - чернее некуда. Загремел за решетку за такое, что язык не поворачивается сказать. В общем, изнасиловал и убил. Жуть просто. И вот сидит этот "благородный дон" в своей камере, прохлаждается, как вдруг - бац! Приходит весточка,
Исаак, худой парень в потёртой кожаной куртке, разгружает коробки с фарфоровыми статуэтками в тесной антикварной лавке на улице Каррер-де-Авиньо в Барселоне. Отец, Рауль, сидит у кассы, путая даты в записной книжке — Альцгеймер стирает даже вчерашний ужин. «Ты говорил, ключ от склада в ящике?» — спрашивает Исаак, вытирая пыль со старого комода. Рауль молчит, потом тычет пальцем в стену с висячими
В старом районе Барселоны, Грасия, Лусия, 23 года, разливает эспрессо в кафе *El Rincón*, где стулья с потёртой кожей пахнут кофейной гущей. За стойкой она находит забытый блокнот с адресами и рисунками яхт, оставленный мужчиной в замшевой куртке — Маркосом, 30 лет, который ищет отца, пропавшего после шторма у Калелья-де-Палафружель. «Ты точно не видела его? — спрашивает он, разворачивая карту с
Это просто поразительно, если вдуматься. Аранча, всего двадцать лет ей тогда было, и она уже оказалась в самом сердце чего-то настолько опасного, что даже представить страшно. Девушка жила под одной крышей с лидерами ЭТА — реальными террористами! Сложно вообразить, что она вообще чувствовала. Это ведь не просто игра, где можно выйти, сказав "всё, я устала". Это жизнь на краю пропасти,