Айдын Булут

Элиф копошится в бабушкином сарае, перебирая пучки засушенного чабреца. За окном гудит мопед Джема — младшего брата, который вечно чинит эту рухлядь вместо учебы. «Опять ключи от огорода у Хасана?» — бросает он, заглядывая в ржавое ведро с рассадой. Сосед с пятого дома уже неделю носит бабушкины горшки с геранью к себе, пока они спорят о наследстве. Элиф достает из кармана смятый конверт: суд
Элиф застряла в стамбульской пробке на мосту Босфор, когда заметила в толпе пешеходов силуэт Мерткая — парня, который исчез три года назад. Она выскочила из долмуша, едва не уронив пакет с симитами, которые купила для бабушки в Кадыкёе. "Сени бuralarda görmek... Ne işin var?" — выдохнула она, вцепившись ему в рукав кожанки. Он отвел взгляд к ржавой табличке с названием улицы Истикляль,
Эмир, 22 года, чинит старые радиоприёмники в тесной мастерской за рынком Кадыкёй. Его отец, Харун, хрипло кашляет за занавеской, напоминая: *«Деньги за аренду отдай до пятницы, ишаны спросят»*. По вечерам Эмир тайком рисует комиксы в тетрадке с облезлой обложкой, пряча её под ящиком с транзисторами. На соседней улице Айше, студентка факультета архитектуры, подрабатывает в кафе «Мердивен», где
Элиф коротает дни в отцовской автомастерской на окраине Стамбула, заваленной старыми запчастями и банками с застывшей краской. Мехмет, её отец, вечно в масляном комбинезоне, ворчит над сломанным двигателем «Фиата» 1987 года: *«Ты же знаешь, мотор — как сердце, его нельзя бросать на полпути»*. Девушка, пряча волосы под потёртой бейсболкой, тайком рисует в блокноте эскизы платьев, которые никогда
Вот, переработала текст, стараясь сделать его живее и «человечнее»: --- Знаешь, как бывает — встретишь кого-то, и вроде обычная история, а душу цепляет? Вот Элиф... Ну, про нее все шепчутся: «Красавица! Глаза — угли, улыбка — мед». А она — ну ни капли не зазнаётся! Идёт по улице, словно ветерок весенний — лёгкая, а в глазах только один человек светится. Йылмаз, тот самый, который готов ради неё