Cem Akyoldas

Лейла, в потёртом платье с выцветшими розами, протирала полки в лавке отца. Мурат, с лупаой на лбу, чинил карманные часы 1890 года — клиент из Бейоглу ждал до вечера. «Университет… Это для девушек с холмами в фамилиях, не для нас», — бросил он, не глядя, когда дочь спросила про вступительные экзамены. За окном, на мостовой Кадыкёя, продавец симитов кричал «Тазе!», а Лейла, стирая пыль с медного подноса, придумывала, как украсть паспорт из ящика под радиоприёмником «Philips». Эмир, в мятых
Эмир, старший из братьев, чинил разбитый будильник в своей тесной мастерской возле Гранд-базара, когда позвонил Джем. «Отец исчез. Взял только старый чемодан и ту самую карту с метками», — сказал младший, задыхаясь, будто бежал через холмы Каппадокии. Эмир вытер руки масляной тряпкой, заметив, как потрескавшийся циферблат отражает его морщины. В списке пропаж — девять ключей от семейного дома в деревне под Трабзоном, где теперь копошатся остальные братья: Мехмет сколачивал ящики для винограда,
Мелек, 17 лет, после уроков в лицее имени Ататюрка торопится на рынок Кадыкёй — мать просила купить оливок и сыра фета. В автобусе №15 она спорит с одноклассником Джемом о новых кроссовках: *"Ты за 500 лир отдал за пластик? У дяди Хасана на базаре такие же, но с настоящей кожей!"* Дома, в трёхкомнатной квартире с видом на Босфор, её ждёт младший брат Эмир — разбирает старый магнитофон, разбросав винтики по ковру. Отец, таксист, оставляет на холодильнике записку: *"Не ждите к