Саймон Годвин

Лондонские переулки забиты киосками с жареным картофелем и выцветшими плакатами рок-групп. Монтекки — семья докеров, их знают по татуировкам с якорями и вечным ссорам в пабе «Королевский дуб». Капулетти держат автосервис на окраине, пахнущий машинным маслом и сигаретами. Ромео, худой парень в кожаной куртке с дыркой на локте, прячется от дождя под навесом метро. «Опять твой старик грозился отлупить, если увидит с Капулетти?» — хрипит его друг Бен, разливая пиво по стаканам. Джульетта, с
Томас Грейвс, 35-летний архивариус из Манчестера, каждое утро заваривает чай в треснувшей кружке с надписью *World’s Best Dad*, хотя отца не видел с детства. В подвале городской библиотеки он натыкается на папку с пометкой *Проект «Прометей»* — внутри чертежи механического сердца и переписка 1947 года между учёным Эдгаром Бойлом и его ассистенткой Ирис. *«Если совместить сталь и плоть, граница между человеком и машиной исчезнет»,* — строчки из письма Эдгара дрожат под светом настольной лампы.
В гавани Александрии корабли разгружают амфоры с оливковым маслом, а Марк Антоний, в потёртом плаще поверх доспехов, спорит с капитаном о задержке поставок зерна. Клеопатра, в платье, расшитом стеклярусом, наблюдает за ним с балчика дворца, держа в руке кубок с гранатовым вином. «Римляне всегда торопятся, — говорит она евнуху, поправляя браслет на щиколотке, — но зерно подождёт». Через час Антоний, уже без доспехов, сидит в её покоях, обмениваясь колкостями о глупости Октавиана. На столе —