Марина копаласъ в шкафу с бабушкиными вещами, пока не наткнулась на коробку из-под чая «Беседа». Внутри лежали писъма с фронта, перевязанные веревкой, и потрескавшийся портрет мужчины в форме. Олег, ее брат, щелкал семечки у окна: «Опять старье? Выброси уже». Она проигнорировала, развернула лист с обгоревшим краем — «…а если не вернусъ, отдай Кате гребень с синей лентой». Катя — их покойная
Лера споткнулась о разбитые бутылки в переулке за «Пятёрочкой», когда Макс тащил её за рукав рваной куртки. «Бежишь, как черепаха», — хрипел он, вытирая ладонью кровь с подбородка. В кармане у неё гремел флакон с ксанаксом, украденный из аптечки Гоши — тот орал с крыши девятиэтажки, швыряя в них обломками кирпичей: «Отдай, сука, это моё!» В подъезде на Профсоюзной они наткнулись на мокрый след —
Максим, шеф с татуировкой якоря на запястье, нашел пустую коробку из-под трюфелей в холодильнике ресторана «Гранат». Рядом валялся сломанный нож с синей изолентой на рукоятке. «Кто брал?» — рявкнул он, разворачиваясь к Антону, стажеру в заляпанном соусом фартуке. Тот, не отрываясь от нарезки моркови, буркнул: «Для того заказа, что ты вчера утвердил. Клиентка в рыжем пальто». Максим выругался,
Антон Семин, младший ихтиолог из Нижнеозерска, нашел первый труп щуки с обглоданными жабрами возле старой пристани. Вместо звонка начальству закурил, разглядывая рваные следы на чешуе — похоже на учебные схемы из старых журналов. Позвал Марину, ветеринара из соседней клиники, которая в десять утра уже пахла йодом и валерианой. «Это не местные раки, — она ткнула карандашом в жабры, оставив на
Эраст Петрович Фандорин, в сюртуке с потёртыми локтями, шагал по московской Газетной улице, разминая в руках серебряный рубль – подбросил, не поймал. У генерал-губернатора Храповицкого в кабинете нашли сюрприз: труп статского советника Лебедева с кистенём в виске и запиской «От борцов за волю» на груди. «Шеллак на полу ещё липкий, – сказал квартальный Позднышев, вытирая платком шею, – убийца ушёл
Леха нашел брата Артёма в куче ржавых холодильников за городской свалкой. Тело пахло гарью и бензином, левая рука с татуировкой «Не забуду» была переломана в локте — так били в их районе за долги. В кармане джинсов — смятая пачка «Беломора», два окурка. «Спорили из-за грузовика с запчастями», — хрипел Витьк, напарник Артёма, вытирая кровь с рассеченной брови возле гаража. Он показал Лехе смс:
Александр, сидя на скрипучем деревянном срубе у Ижорского устья, счищал ножом грязь с сапога. Гаврила Олексич, размахивая копьём с облезлой краской на древке, спорил с Сбыславом Якуновичем: «Шведы жгут березу для сигналов — дым вон до Ладоги доходит». Рядом два ополченца, обмотанные в плащи из вытертой овчины, перебрасывали кости, став на кон ржавый наконечник стрелы. Александр встал, бросил в
Анна разбила последние щепки от комода на мелкие куски, бросила в буржуйку. Дым щипал глаза, но греться было нечем — ковёр и книги сожгли ещё в ноябре. «Дмитрий, сходи к Смирновым, спроси про муку», — кашлянула она, поправляя платок на потрескавшемся радиоприёмнике. Муж молча кивнул, застёгивая пальто поверх двух свитеров: рынок у Гостиного двора работал до обеда, там меняли бабушкину швейную
Матвей Гагарин, воевода с облупившимся позолотой перстнем, топчет сапогом глинистый склон у Иртыша. Рядом Иван Демарин, офицер с обветренным лицом, мнёт в руках свиток с чертежами новой крепости — чернила расплылись от дождей. «К Петрову дню не управимся», — бросает Демарин, сплёвывая в мутную воду. Гагарин хрипит, доставая из-за пазухи лубочную карту: «Бери ссыльных из острога. Пусть бревна
Виктор просыпается в камере №12 от стука ключей по решетке. В углу — Илья, сокамерник, растирает в ладони кусок сахара, украденный из столовой. *"Чай будет горький, как всегда. Пригодится,"* — бормочет он, пряча крошки под матрас. Из коридора тянет запахом дезинфекции и подгоревшей каши. Над унитазом — трещина в стене, заполненная зубной пастой. Вечером охранник Петрович приносит письмо
Матвей Кузнецов, командир взвода морской пехоты, сплюнул в сторону разбитой каменной кладки. Его люди рыли траншеи на склонах Малахова кургана под свист «школьников» — так они прозвали пикирующие немецкие юнкерсы. В блиндаже на батарее №30 лейтенант Соколова, с лицом в пороховой копоти, пересчитывала снаряды: «Тридцать семь штук, хватит на два залпа... если не промахнёмся». Рядом раненый сапёр
Лера затягивает шнурки на потёртых кедах, пока в цеху гудит печь. Её пальцы в засохших пластырях — вчера откололся край вазы для заказчика из Тюмени. «Ты опять без перчаток?» — Марина, начальница смены, бросает упаковку бактерицидных на стол. Лера отмахивается, достаёт из кармана синей спецовки смятый чек из аптеки: «За антибиотиками бегала. У Сёмки опять свищ вскочил». В автобусе домой она
