Баллада о Беринге и его друзьях (1970)

В Охотске, зимой 1725 года, Витус Беринг в кожаном плаще проверяет списки припасов: ржаная мука, гвозди, сушеная вобла. Рядом Алексей Чириков, молодой лейтенант, спорит с корабельным плотником: «Семь досок треснули, а ты говоришь — до весны продержится!» На рассвете команда грузит на *Святого Гавриила* ящики с квашеной капустой — против цинги. Жена Беринга, Анна, заворачивает в холстину икону Николая Чудотворца: «Возьми, а то опять спать не буду». В бухте Тарьинской матросы, обмотав лица шарфами, рубят лёд — паруса обледенели, как стекло.

Через два года на Камчатке Степан Крашенинников, студент Академии, записывает слова ительменов: «Оленьи шкуры меняем на топоры, но куда вам плыть — не знаем». В лазарете фельдшер Фёдор Колмогоров втирает в дёсны толчёную хвою — у офицера Лисовского кровь идёт горлом. Ночью у костра Чириков чертит на песке карту: «Земля та — Америка ли?» Беринг молчит, перебирает янтарные чётки. Когда *Святой Пётр* садится на мель у Командорских островов, боцман Губарев, обдирая мокрую рубаху, кричит: «Сам чёрт в эти скалы не заплывал!» В последней сцене ительменка Наталья шьёт из паруса мешок для тела Беринга — его лицо покрыто инеем.