Последний путь (2018)

Шива, худощавый парень в выцветшей курте, каждое утро таскает дрова к погребальным кострам на Маникарника-гхат. Его отец, Вишванат, с обвисшими щеками и вечно хриплым голосом, командует: «Пепел в урну, воду — на восток, не перепутай». Однажды Шива натыкается на Лейлу, которая снимает на зеркальный фотоаппарат глиняные чаши с лепестками. «Вы здесь работаете?» — спрашивает она, поправляя шарф, запачканный сажей. Он молча кивает, пряча руки за спину — пальцы в трещинах от смолы. Вечером за чаем в лачуге из гофрированного железа Вишванат ворчит: «Чужаки приходят, щелкают, как вороны. Завтра скажи ей — платить 500 рупий за кадр».

Лейла селится в гестхаусе у Асси-гхата, где по утрам пьет масала-чай с продавцом цветов Гопалом. Она находит Шиву у реки, где он моет урны с прахом. «Почему ты не уедешь?» — «А кто отцу колени мазать будет? У него артрит», — бросает он, вытирая локоть о дхоти. Через неделю Лейла приводит подрядчика в белых кедах — тот предлагает Вишванату продать участок под отель. «Мертвые не платят налоги, дядя», — усмехается гость. Ночью Шива ломает табличку с «Продается», закидывая обломки в Ганг. «Ты с ума сошел! Они придут с полицией», — кричит Лейла. «Пусть приходят. У меня здесь дед сожжен, бабка, мать…» — он замолкает, смотря, как краска с таблички растворяется в воде, как кровь.