Последняя репродукция (1 сезон)

Представляешь, жил-был Федор Лосев — художник из захолустного Лобнинска. Не Пикассо, конечно, а так… рисует пейзажики для местной галереи, которые даже бабушки на поминки не берут. Жизнь — как заезженная пластинка: мастерская с протекающей крышей, вечный недоезд на выставки в Москву и это гложущее чувство, что талант, может, и был, да куда-то испарился. Держался, говорят, только за Лену — свою девушку, которая верила в него даже тогда, когда краски заканчивались раньше зарплаты, — да за отца, старого учителя, что твердил: «Искусство, Федя, это не про славу, а про правду». Ну, правда, видимо, у всех своя…

А потом — бац! — как гром среди ясного неба. Убивают его друга детства, Сашку. Да не просто убивают — словно в дешёвом детективе: тёмный переулок, странные следы, шепотки про «ритуал». И вот Федя уже не просто неудачник с кистями, а главный подозреваемый у следователя Гаева. Того самого Гаева, который смотрит на тебя, будто рентгеном сканирует, и паузу в разговоре держит так, что хоть время засекай.

И тут понеслось… Лена вдруг начала исчезать по ночам, бормоча что-то про «нельзя вмешиваться». Появился какой-то чудак-профессор Лобник — тот ещё тип, будто из стоп-кадра старого телевизора вылез, — с теориями про «оптические иллюзии и грани реальности». А самое жуткое — Федору начал сниться покойный Сашка. Не просто сниться — он в этих снах ходил по мастерской, трогал холсты, оставлял мокрые следы на полу… Просыпался Федя в холодном поту, а на мольберте — новые штрихи в картине, которых он точно не рисовал.

Короче, реальность поплыла, как акварель под дождём. И теперь Федор, который раньше боялся даже галериста позвонить, вынужден копаться в этом клубке из мистики, предательств и какой-то древней хрени, связанной с их городком. Интересно, если он всё это нарисует — поверят, что это не бред, а правда? Или снова скажут: «Лосев, ты бы лучше домики рисовал, как раньше»…