Вечерний звон (2003)

Знаешь, есть такой фильм... Там главный герой — сценарист, ну ты понял, типичный московский интеллигент с вечной сигаретой и грузом в глазах. Сидит он, значит, с молодым режиссёром — тот весь в амбициях, галстук модный, — и начинает вспоминать. Не про сценарии, а про детство: послевоенные дворы, где время будто застыло между облупленными стенами. Говорит так, будто пальцами ворошит старые фото — вот тут качели скрипели, тут бабка Матрёна пирожки с капустой носила, а вон под тем тополем первый раз подрался из-за девчонки.

Меня почему-то пробирает до мурашек, когда он возвращается к этим воспоминаниям. Не как в киношной флешбэк-сцене, а хаотично — то детали выхватывает, то вдруг замолкает, будто стыдно, что слишком уж ностальгирует. «Всё это, — говорит, — как замкнутый круг. Вроде и радость, а где-то под рёбрами саднит». Может, я слишком романтизирую, но там есть что-то щемящее: эти послевоенные дворы, где воздух пропитан одновременно пеплом и надеждой. Как будто сам брожу по тем улочкам — чувствуешь запах дождя на раскалённом асфальте, слышишь смех из открытых окон.

А режиссёр-то его не понимает. Кивает, конечно, записывает что-то в блокнот, но видно — ждёт, когда уже перейдут к сюжетным поворотам да диалогам. А сценарист... Он ведь не просто историю рассказывает. Он там, в тех воспоминаниях, остался — мальчишкой с рваным мячом, который верит, что завтра всё будет ярче. И как-то грустно от этого. Ведь мы все, наверное, так — крутимся в прошлом, как белка в колесе, особенно когда настоящее давит. Вот так вот.