Штильке, Хайнц, пятнадцать лет… (1987)

Представь: пятнадцатилетний парень, Хайнц, весь в этой гитлерюгендовской форме — гордится, как павлин. Отец-герой, вечный пример: «Погиб за отечество, сынок!» И всё бы ничего, да вдруг — бац! — выясняет жуткую правду. Оказывается, кровь-то у него наполовину… еврейская. Ну как так-то? Всё рухнуло в один момент, понимаешь? Вчера ещё строем маршировал, а сегодня уже из гимназии сбегает, будто заяц от своры гончих. Одноклассники, эти вчерашние «друзья», теперь зубы скалят — не жизнь, а цирк какой-то. А самое гадкое — внутри всё переворачивается. Гордился отцом, а теперь думает: «Да за кого он, выходит, жизнь отдал? За тех, кто меня теперь в грош не ставит?» Тоска. Злость. Даже смешно становится — ирония судьбы, вот тебе и «чистота нации». И ведь некуда податься. Улицы, подворотни, вечный страх, что кто-то узнает. А может, уже все знают? Шёпот за спиной — о тебе. Взгляд через плечо — на тебя. Жизнь, будто песок сквозь пальцы… И главный вопрос, от которого ком в горле: «Кто я теперь?» Чужой среди своих, свой среди чужих. Война ведь не на полях — в сердце.