В Мадриде, в баре *La Esquina* на углу улицы Латурка, Анхела, вытирая пивные кружки, рассказывает Пабло, как вчера убирала офис своей бывшей компании. «Секретарша бросила мне мелочь, будто я попрошайка», — бормочет она, сжимая тряпку. Пабло, в потертом пиджаке, прячет под столом рюкзак с галстуком — уже три месяца он имитирует «работу», чтобы семья не догадалась. Лусия, разложив на столе листовки с тортами «Домашняя сладость», перебивает: «Банк снова звонил. Грозятся забрать микроволновку».
В пригороде Пуэблы, на старом складе с треснувшими окнами, рабочий Лукас Мендоса находит под бетонной плитой ржавую коробку с дневниками 1940-х. В них упоминается доктор Эмилио Варгас, проводивший опыты над детьми-сиротами из приюта "Ла Соледад". Лукас показывает записи журналистке Кармен Рохас, чья бабушка исчезла в том же районе в 1947: «Тут фамилии, даты... Может, твою родню зацепило?» Они идут в муниципальный архив, но там часть документов съедена плесенью. Кармен достает из сумки
Марта, с рыжими прядями, выбивающимися из-под кепки *Café La Luz*, размахивала тряпкой над стойкой, пока Хавьер в двадцатый раз за месяц заказывал *cortado* ровно в 8:47. «Опять без сахара? У тебя нервы железные, если после их проекта с мостом Толедо пьешь эспрессо», — бросила она, вытирая пятно от круассана. Он, не отрываясь от чертежей с пометками красным маркером, пробормотал: «Если бы ты видела, как мой шеф кричал вчера из-за кирпичной кладки…» За окном на площади Лавапьес уличный музыкант
Вот как можно переработать текст, добавив неформальности и эмоций: Представь: глухая ночь, одинокая дорога, и вдруг — голый мальчик посреди асфальта. Ну серьезно, Агата еле успела тормознуть! Сердце колотилось, как сумасшедшее — кто его знает, откуда этот ребенок взялся в три часа ночи? Жутко же. Ну вышла проверить, живой ли... И тут бац! Грузовик как чёрт из табакерки — даже крикнуть не успела. А вот сестрёнка Каталина аж чашку с кофе уронила — будто током ударило. Знаете, это вот чувство,
Представь: шестеро ребят — вроде нас с тобой, обычные туристы — облажались по полной. Тупой косяк, лодка уплыла, а они посреди океана у берегов Африки болтаются. Ночь в этой черной бездне… Брр, даже думать страшно. Волны хлещут, соль въедается в кожу, а ты каждую секунду ждешь, что что-то схватит тебя за ногу из глубины. А на рассвете — ого! Старая ржавая посудина маячит на горизонте. Спасение? Как бы не так. Они же, дураки, подплывают ближе — и видят, как там кого-то режут, как селедку. Сердце