Демир Акчинар – успешный и талантливый архитектор, чья жизнь кажется идеальной со стороны. За его острым умом, привлекательной внешностью и внушительным состоянием скрывается одиночество, с которым он никогда не мог справиться. Неожиданно Демир узнает, что у его давно погибшего брата остался сын. Желая искупить чувство долга перед семьей и найти смысл в своей жизни, он принимает решение найти
Мерьем и Октай, готовясь к свадьбе, мечтали о счастливом будущем, пока трагедия не разрушила всё. Октай — амбициозный прокурор с блестящими перспективами, но одна роковая ночь изменяет его жизнь навсегда. Он сбивает женщину на пустынной дороге и, охваченный страхом, сбегает, оставляя её умирать. Испуганный за свою карьеру, он скрывает преступление. Мерьем, без памяти влюблённая в Октая, принимает
Эмир, 19 лет, моет столики в кафе *Фируз* на узкой улочке Кадыкёя. В кармане — потрёпанная тетрадь с набросками мостов через Босфор. Хозяин кафе, Мурат, кричит из-за стойки: «Эти бокалы сам потом перемоешь — опять разводы!» За соседним столиком Лейла, в синей куртке и с рюкзаком Истанбульского университета, роняет вилку. Поднимает, смотрит на его рисунки: «Ты это сам? Мне папа показывал похожее —
Эмир, 23 года, в заляпанном маслом комбинезоне, копался под капотом «Рено» 90-х в своей мастерской на окраине Стамбула, когда Лейла, студентка факультета архитектуры, ворвалась с треском заглохшего мотора. «Ты хоть представляешь, сколько песка в твоем фильтре? — бросил он, вытирая руки тряпкой с пятнами кофе. — Машина не арт-объект, чтобы запускать». Она, перепачканная в пыли с проекторной
Эда, 22 года, протирает стойку в кафе *Mavi Köşe* в Бешикташе. Фартух в коричневых разводах от турецкого кофе, волосы прилипли ко лбу из-за пара от чайников. В дверь входит Серкан, 30 лет, в мятой рубашке с логотипом строительной фирмы. — *"Бир кулат, лютиен, саде"*, — бросает он, разглядывая чек за ремонт. Эда молча кивает, замечая царапину на его запястье — след от падения с лесов
Эда, в розовой кофте с выцветшими рукавами, перебирала хризантемы в крохотном магазинчике у мечети Сулеймание. Её мать, Зейнеп, кашляла в соседней комнате — звук ингалятора сливался с гулом трамвая за окном. «Опять просроченные таблетки берешь?» — бросила Эда, разворачивая пакет из аптеки. Вечером в кафе «Фируз» она отодвигала чашку с трещиной: «Кофе тут дороже, чем моя дневная выручка». Озгюр, в